Человек, который был дьяконом
Шрифт:
Ничего не произошло. Сестра Иулиания молча перебирала маленькие изящные чётки. Кипарисовые, наверное.
– Мы знали, - сказала она наконец.
– Знали?!
– Да. Нам ещё в понедельник позвонил отец Григорий Лукьянов и дал ссылку в Сети на Ваш... на Вашу кумирню. Ваш буддизм - дело Вашей совести и Вашего священноначалия, а не наше. Русской церкви Ваша совесть неподотчётна.
– Отчего же... меня не сняли с семинара?
– Поздно было Вас снимать. И как бы мы другим объяснили? Соблазн, соблазн. Вам бы лишь устроить соблазн, - всё это было произнесено с аскетическим бесстрастием, без всяких восклицательных знаков.
– Даже и в мыслях не было!
– А если и в мыслях не было, служите в облачении, только без ораря, и не создавайте соблазна на пустом месте.
– Так ведь...
– потерялся Артур.
–
– Верно, нельзя. Меня просили Вам таковое благословение передать. Архиерейское. Довольно ли?
– инокиня встала, указывая, что стремится завершить разговор.
– Неужели спокойствие так важно и так превыше всего, что даже требует закрыть глаза на то, что служит иноверец?
– вслух изумился Артур.
– А Вы не считаете спокойствие драгоценным?
– ответила сестра вопросом на вопрос.
– Новые дни дадут Вам пищу для размышлений об этом. Какое мне дело до Вашего иноверия! Разбирайтесь с ним сами, но если уж попали сюда, то не упрямствуйте чрезмерно, юноша! (Она так и произнесла это странное применительно к молодому мужчине слово, хотя сама была его помладше.) Помните лучше о том, что во время Христа даже среди учеников Христовых не имелось христиан, и пусты поэтому Ваши разговоры о правоверии и иноверии. Стихарь поищите в ризнице. Оставайтесь с Богом!
Лёгкими шагами сестра вышла из храма, оставив его одного.
XVIII
В среду открывать дискуссию на тему 'Православие и иноверие' предстояло Артуру. К кафедре молодой человек вышел со стеснённым от волнения сердцем. Его рассуждения про 'беспощадную бескомпромиссность' на заседании приходского совета Феодоровского собора были просто забавной импровизацией, ныне же он, если уж действительно судьба позволяла ему в малой мере повлиять на умы православных, хотел говорить совсем о другом и иными словами.
– Многоуважаемые братья и сёстры!
– начал Артур.
– Все мы пару часов назад поглядели фильм об иноверцах. О каких только причудливых и экзотических зверях на лугу религиозных свобод нам не рассказали! А между тем, то ли по небрежности, то ли, боюсь предположить, даже сознательно, не сказали о самом главном: об иных магистральных верах, о том, что называется традиционными религиями России. Я имею в виду мусульман, буддистов, иудеев. Смешно сказать, но, к примеру, и лютеране тоже входят в число традиционных русских религий, ведь лютеранство исповедуется некоторой, пусть и небольшой, частью нашего народа. Заметьте, что лютеране - тоже не язычники, не нехристи, какие бы догматические изъяны в их вере мы ни обнаружили. Что является нашим правильным отношением к верующим иных церквей? Какое драгоценное, золотое слово мы потеряли в годы беспощадной борьбы на наше первенство? Сейчас, когда эта борьба одержана, когда нашему главенствующему значению на духовном горизонте России не угрожают ни мормоны, ни 'белые братья', ни всяческие экстрасенсы, телепаты и иные звёздные посланники, донимавшие нас в девяностые, не пора ли нам вспомнить это слово? Братья и сёстры, это слово - сотрудничество. Такое старое и очевидное в своей банальности, оно может оказаться для нас новым словом. Даже видя изъяны чужих вер, можем ли мы насильно развенчать их? Такое развенчание совершается убеждением, просвещением, проповедью, но не поспешными жестами и крикливыми лозунгами в духе комсомола. Да не соблазним мы православную молодёжь идеей комсомольских битв с инакомыслящими, и да не обратим мы древнюю веру нашу в подобие духовного ленинизма! Неужели отвергнуть общение даже с заблуждающимся - лучше, чем сохранить таковое общение и через него - вероятность, пусть небольшую, обращения этих заблуждающихся во благо и свет истинной веры?! Никто, думаю, не возьмёт на себя смелость сказать так. Отсюда - сотрудничество. В каких формах оно должно совершиться - не знаю. Конечно, ум противится мысли о совместной молитве, справедливо видя в такой мысли ересь экуменизма. Но, к примеру, уже обмен лекторами или проповедниками для того, чтобы православным клирикам и слушателям духовных семинарий глянуть на другую веру как бы изнутри, мог бы быть небесполезен. Обмен с меньшими сестрами православия административным опытом, имею в виду опыт обустройства храма и распределения обязанностей в приходе, тоже не принесёт никакого вреда. Наконец, могу вообразить себе некий общероссийский духовный совет из представителей разных вер, который бы совершал оценку важных событий общественной жизни или художественных произведений, называя безвкусицу - безвкусицей, пошлость - пошлостью, но, напротив, рекомендуя достойное для чтения, слушания или просмотра. Так значительно можем оздоровить культурную атмосферу, и так в сотрудничестве, а не в розни, пусть и с сохранением нашего первенства, на которое в России, кажется, не покушаются ни магометане, ни иудеи, послужим духовному благу всего нашего народа. Понимаю, что мысли мои достаточно смутные, но, приложив усилия, можем их развить подробней, отбросив лишнее и вместе согласившись о нужном. Прошу прощения за краткость своей речи и за то, что и близко не использовал всё отведённое мне регламентом время. Я закончил.
В молчании Артур вернулся к своему стулу и сел на своё место. Никакими аплодисментами его не приветствовали, наоборот: в воздухе повисло общее недоумённое молчание. Лиза готова была похлопать, но, обведя взглядом лица 'товарищей', осеклась.
– Отец дьякон говорит очень гладко, - нарушил это молчание белорус.
– Как по писаному, и даже заподозрил в нём своего коллегу по ремеслу. Мягко стелет отец дьякон, да только нам всем будет жёстко спать в его постели. Может быть, его необдуманный призыв проистекает из его молодости, прекраснодушия и, так сказать, горячего сердца. Но всего этого ещё недостаёт для того, чтобы нам вслед за ним в гипнотическом восхищении твердить слово 'сотрудничество', которое он мнит золотым, забывая, что не всё то золото, что блестит. Это с какими же сектантами, позвольте узнать, нам предлагают соработничать, вернее, коллаборационировать? С богомилами какими-нибудь? Сказав 'А', нужно сказать и 'Б'. Встав на сколькую дорожку экуменического коллаборационизма, тем и закончим, что будем крестить детей с богомилами, помяните моё слово!
– Я ведь не предлагал...
– начал было Артур.
– А я вот не понимаю, - неожиданно перебил его Максим, - при чём здесь богомилы, если они - даже не христиане, а эти, как его... манихеи?
– Верно, верно, - закивал головой Гольденцвейг.
– Из того, что богомилы рядились в христианские одежды, ещё совсем не следует их христианства. Скорее, они действительно ближе манихеям и прочей оккультно-восточной чертовщине. Вот если бы Сергей Николаевич сказал про ариан или, к примеру, монофизитов, тогда бы это был удачный пример ереси. А богомилов, извините, я не готов рассматривать как еретиков, если мы выяснили, что они не христиане вовсе.
– А разве я искал именно пример ереси?
– поднял брови писатель.
– При чём здесь вообще ереси, и какое отношение, растолкуйте мне, бестолковому, Ваши древние замшелые ереси имеют к современной духовной жизни и умственным соблазнам современного человека?
– Как же, как же! По-Вашему, толстовцы или теософы - это не ариане? Ариане чистой воды, только в современной одёжке!
– возразил брат Евгений.
– Ну, мы уже поняли, что Артур - скрытый толстовец, и про толстовцев мы тоже всё знаем, - обронил Олег.
– И отношение к толстовцам у нас вполне чёткое. Вначале именно толстовцы раскачали государственную лодку, а затем их духовные потомки и просрали, извиняюсь на недуховный слог, Российскую Империю.
Артур ошеломлённо поворачивал головой, глядя то на одного участника дискуссии, то на другого. Никак у него не получалось уразуметь, о чём говорят все эти люди, зачем они это говорят и как это всё относится к его предложению. А обсуждение ересей шло всё дальше и гуще.
– Я не согласен называть теософов арианами. Скорее уж, они - теисты. (Сергей.)
– Вы хотели сказать - деисты? Только Вы ошибаетесь: к ним ни то, ни другое неприменимо. Теософы отвергают креационизм, так какие же они деисты? (Евгений.)
– Это теософы-то отвергают креационизм? (Сергей.) Помилуйте, батенька: да кто вам сказал такую ересь! А 'логос', по-Вашему, - не теософский термин? Вы 'Тайную доктрину' вообще читали?
– Ну, давайте сойдёмся на том, что они - оккультисты. (Максим, миролюбиво.) Кто-нибудь мне, кстати, объяснит разницу между теософами и антропософами? Потому что живого теософа я ещё не видел, а антропософов в каждой вальдорфской школе навалом. И на детей они, между прочим, влияют!
– Гнать метлой из государственной школы всех к чёртовой матери! (Олег.)