Человек, который улыбался
Шрифт:
– Я больше не буду отвечать ни на какие вопросы, – повторил Оскарссон и поднялся со стула. Валландер продолжал сидеть.
– Сядьте, – резко сказал он. – У меня есть предложение.
Оскарссон, посомневавшись, уселся снова.
– Давайте сделаем точно так, как в ту пятницу. Я не буду ничего записывать, проведем доверительную беседу – свидетелей у нас нет. Некому даже подтвердить, что наш разговор вообще имел место. И я даю слово никому и никогда на вас не ссылаться. Если будет необходимо, я могу получить эту информацию и другим путем.
Мартин Оскарссон помолчал, обдумывая его слова:
– Тумас Рундстедт знает, что вы меня искали.
– Он не знает, о чем будет разговор.
Валландер выжидал. Мартин Оскарссон тоже молчал, но Валландер чувствовал, что тот в конце концов согласится с его предложением – он же явно не глуп.
– Хорошо, – сказал
– Мочь и хотеть – разные понятия.
– Это мое дело.
Валландер кивнул. Соглашение было достигнуто.
– Итак, что за проблема обсуждалась на том совещании?
– Ландстинг крупно надули. Тогда мы еще не знали, о какой сумме идет речь.
– А теперь знаете?
– Теперь знаем. Четыре миллиона крон налоговых денег.
– Что произошло?
– Чтобы господин следователь лучше понял, о чем идет речь, мне надо немного рассказать, как вообще работает ландстинг, – сказал Мартин Оскарссон. – У нас многомиллиардный годовой оборот, множество отделов и видов деятельности. Но экономическое управление централизовано и полностью компьютеризировано. Встроенные системы безопасности на всех уровнях вроде бы должны предотвратить возможность растрат и тому подобных пакостей. Есть даже система предотвращения злоупотреблений в высшем звене руководства, но я не буду сейчас в это углубляться. Важно подчеркнуть, что происходит непрерывный контроль за всеми выплатами. Если кто-то задумает преступление, он должен досконально знать систему трансфертов между различными банковскими счетами. Это, так сказать, фон, на котором все произошло.
– Мне кажется, я понял, – сказал Валландер и стал ждать продолжения.
– Случившееся показало, что система безопасности трансфертов никуда не годилась. Теперь, естественно, все радикально изменилось. Сейчас подобное мошенничество было бы невозможно.
– Не торопитесь. Мне хотелось бы знать все подробности.
– Еще и до сих пор не все ясно. Господин следователь, без сомнения, знает, какой перестройке подверглась за последние годы вся система управления. Это похоже на операцию без наркоза. Особенно трудно было нам, старшему поколению государственных чиновников. Перестройка еще не закончена, и последствия ее пока оценить нельзя. Новые требования гласят, что государственные учреждения должны подчиняться тем же законам, что и частные предприятия: требования рынка, конкуренция и тому подобное. Некоторые отделы стали называться компаниями, другие сдали в подряд, неизмеримо повысились требования к эффективности. В нашем ландстинге, например, образовалось специальное предприятие, занимающееся конкурсом поставщиков. Иметь ландстинг в качестве заказчика – лучше не придумать, чего бы это ни касалось – стиральных порошков, пылесосов или газонокосилок. В связи с образованием этого предприятия мы наняли консалтинговую фирму, которая среди всего прочего должна была заняться подбором кадров на вновь образовавшиеся руководящие посты. Тут-то нас и надули.
– Как называется фирма?
– СТРУФАБ. Не помню, что означает это сокращение.
– А кто стоит за этой фирмой?
– Это подразделение инвестиционной компании «Смеден». Известная компания, представлена на бирже… да вы, наверное, знаете.
– Почти ничего не знаю, – признался Валландер. – А кто хозяин?
– Насколько мне известно, «Вольво» и «Сканска» тогда имели там довольно солидные пакеты акций. Теперь не знаю.
– Мы к этому еще вернемся. Давайте продолжим про мошенничество.
– В конце лета и начале осени было множество совещаний, связанных с образованием нового предприятия. Консультанты работали очень эффективно, наши юристы и руководство экономического отдела высоко оценивали их вклад. Мы даже предложили управлению заключить с ними долговременный контракт.
– А вы помните имена консультантов?
– Эгиль Холмберг и Стефан Фьелльшё. Был еще кто-то, но я забыл его имя.
– Значит, эти люди оказались мошенниками?
Ответ Оскарссона удивил Валландера.
– Не знаю, – сказал он. – Потому что все было сделано так, что никому вроде бы и претензий нельзя предъявить. Виновных нет, а деньги исчезли.
– Довольно странно, – сказал Валландер. – Что же произошло?
– Давайте вернемся к той пятнице четырнадцатого августа тысяча девятьсот девяносто второго года. Именно в этот день исчезли деньги, причем исчезли мгновенно. Как мы уже потом поняли, все было спланировано безупречно. У нас была встреча с консультантами в комнате для совещаний. Начали в час и к пяти рассчитывали
Валландер внимательно слушал. Как они и договорились, он не вел никаких записей и поэтому боялся что-то упустить.
– Около трех часов Эгиль Холмберг покинул совещание. Потом-то мы сообразили, что он никуда не уходил, а спустился в кабинет главного бухгалтера. Напоминаю, что там, как и в кабинете начальника экономического отдела, никого не было – все были на совещании. Любопытно, что в обязанности главного бухгалтера не входит участие в подобных совещаниях, но в тот раз он присутствовал – по настоянию консультантов. Эгиль Холмберг открыл его компьютер, ввел туда выдуманный контракт и поставил под требованием о выплате четырех миллионов дату недельной давности. Потом позвонил в Торговый банк в Стокгольме и известил о выплате указанной суммы. После чего положил трубку и спокойно дождался контрольного звонка из банка. Когда через десять минут позвонили, он подтвердил перевод. Теперь оставалось только одно. Он позвонил в банк ландстинга, еще раз подтвердил состоявшийся трансферт и ушел домой. Рано утром в понедельник в Торговый банк пришел человек по имени Рикард Эден, предъявил документы СИСИФОС и снял деньги со счета. У нас есть основания думать, что это был Стефан Фьелльшё. Все открылось только через неделю. Мы заявили в полицию. Ход событий был нам ясен, но доказательств никаких не было. Стефан Фьелльшё и Эгиль Холмберг все с возмущением отрицали. Мы разорвали контракт с их фирмой, но дальше этого дело не пошло. В конце концов прокуратура закрыла дело, а нам удалось избежать лишнего шума. Мы постарались все замять, и все с таким решением согласились, кроме одного человека.
– Ларс Борман?
Мартин Оскарссон задумчиво наклонил голову:
– Ларс Борман был просто вне себя. Мы все тоже, естественно, но он воспринял всю эту историю как личное оскорбление. Он настаивал, что необходимо продолжить расследование, нажать на прокуратуру, на полицию… в общем, считал, что мы проявили слабость.
– И из-за этого он покончил жизнь самоубийством?
– Возможно.
«Все-таки шаг вперед, – подумал Валландер. – Хотя по-прежнему все неясно. При чем тут адвокатская контора в Истаде? Ведь именно туда Ларс Борман слал свои письма с угрозами».
– А что сейчас делают Стефан Фьелльшё и Эгиль Холмберг?
– Я только знаю, что их фирма поменяла название. Но могу вас заверить – мы позаботились о том, чтобы наши коллеги в других губерниях знали, с кем имеют дело.
Валландер задумался.
– Вы сказали, что их фирма была частью некоего инвестиционного концерна, но владельцев этого концерна назвать не смогли. А кто председатель правления в «Смеден»?
– Я знаю из газет, что в «Смеден» в последние годы произошли большие преобразования. Какие-то дочерние предприятия они продали, что-то купили. В общем, репутация у них скверная. Хозяева «Вольво», насколько мне известно, от своих акций избавились. Кто эти акции купил, я уже забыл. Но на этот вопрос вам может ответить любой служащий биржи.