Человек, который улыбался

Манкелль Хеннинг

– Где он?

Лундстрём показал на дверь за спиной.

– И что теперь будет? – спросил Валландер.

– Ты можешь забрать его домой. Но, к сожалению, дело о мелком хулиганстве будет возбуждено. Если ты, конечно, не договоришься с побитыми. Я попробую позвонить прокурору.

Он пододвинул к Валландеру листок с двумя фамилиями.

– С продавцом все будет просто, – сказал он. – Я его знаю. А с другим придется повозиться. Он занимается перевозками, у него собственная фирма. Живет в Кивике. Зовут его Стен Викберг. Он, похоже, всерьез вознамерился прищучить твоего папашу. Позвони ему, я записал номер. И потом – старик остался должен таксисту двести тридцать крон, забыл заплатить в суматохе. Водителя зовут Вальдемар Коге. Я с ним говорил, он ждет денег.

Валландер сунул листок в карман и кивнул на запертую дверь.

– Как он?

– По-моему, успокоился. Утверждает, что это была самозащита.

– Самозащита? – удивился Валландер. – Это же он начал драку?

– Он хочет сказать, что имел право отстаивать свое место в очереди.

– О, господи!

Торстен Лундстрём поднялся.

– Езжайте домой, – сказал он. – Кстати, это правда, что твоя машина сгорела?

– Неполадки в электрике. Старая машина, не о чем говорить.

– Мне надо уйти ненадолго, – сказал Лундстрём. – Не забудь захлопнуть дверь.

– Спасибо за помощь.

– За какую помощь? – спросил Торстен, натянул пилотку и вышел.

Валландер, постучав, открыл дверь камеры. Там было довольно холодно. Отец сидел на лавке и гвоздем чистил ногти. Увидев сына, он резко встал.

– Пораньше не мог приехать, – раздраженно сказал он, – по твоей милости я уже черт знает сколько торчу в этой каталажке.

– Когда смог, тогда и приехал. Собирайся домой.

– Не раньше, чем я заплачу за такси. Все должно быть по справедливости.

– Не волнуйся, – сказал Валландер. – Я потом заплачу.

Они ехали из Симрисхамна в полном молчании. Валландеру показалось, что отец уже забыл все, что случилось.

Лишь когда они подъехали к повороту на Глиммингехюс, Курт прервал молчание:

– А что случилось с Антоном и поляком?

– Неужели ты их помнишь? – удивился отец.

– Тогда тоже была драка, – мрачно напомнил Валландер.

– А я-то думал, что ты забыл. Что с поляком, не знаю. Последний раз слышал о нем лет двадцать назад. Он якобы завязал с искусством и занялся порнобизнесом. Это, конечно, повыгоднее. Но как у него пошло – понятия не имею. А Антон умер. Давным-давно, лет двадцать пять назад. Спился.

– А что ты делал в «Системете»?

– То же, что и все. Хотел купить коньяк.

– Ты же не любишь коньяк!

– Моя жена любит пропустить рюмочку вечерком.

– Гертруд пьет коньяк?

– А почему бы и нет? Не думай, что ты можешь на нее влиять. Ты уже пытался управлять моей жизнью.

Валландер не поверил своим ушам:

– Я?! Я никогда не вмешивался в твою жизнь! Если уж кто и пытался управлять, так это ты мной.

– Если бы ты ко мне хоть чуточку прислушивался, не пошел бы работать в полицию, – спокойно сказал отец, – и правильно бы сделал. События последнего года – яркое тому подтверждение.

Валландер понял, что лучше переменить тему разговора:

– Слава богу, что ты цел и невредим.

– Человек должен уметь защищать свое достоинство. Свое достоинство и свою очередь в «Системете». Иначе ему конец.

– Думаю, ты понимаешь, что против тебя хотят возбудить дело.

– Я буду все отрицать.

– Что ты будешь отрицать? Драку начал ты. Этого же ты не можешь отрицать.

– Я только защищал свое достоинство. Вполне может быть, что в нынешние времена за это сажают в тюрьму.

– Никто не собирается сажать тебя в тюрьму. Но могут обязать выплатить компенсацию.

– Никому и ничего я платить не буду.

– Я заплачу. Ты расквасил нос уважаемому человеку. Такое не проходит безнаказанным.

Валландер замолчал – они уже въезжали на проселок, ведущий к отцовскому дому в Лёдерупе.

– Гертруд ничего не говори, – вдруг попросил отец.

Валландер удивился неожиданной робости отца.

– Не скажу, – пообещал он.

Год назад отец женился на женщине, приходившей к нему помогать по дому – в коммунальном управлении посчитали, что у него появились признаки старческого слабоумия и он нуждается в бытовой помощи по хозяйству. Но как только она стала приходить три раза в неделю, все признаки слабоумия как ветром сдуло. Ему было все равно, что она на тридцать лет моложе его. Валландер не понимал, как это может быть, но постепенно убедился, что она совершенно искренне, без задней мысли, хочет выйти за него замуж. Он знал про нее только то, что она местная, что у нее двое взрослых детей и что она уже много лет в разводе. Они с отцом жили на удивление хорошо, так что Валландер иной раз даже завидовал. Неплохо было бы, если бы в его жизни тоже появилась такая помощница – одиночество с каждым годом тяготило его все больше.

Когда Валландер с отцом вошли в дом, Гертруд готовила еду и, как всегда, искренне ему обрадовалась.

– Ужин скоро будет готов, – сказала она. – Останешься?

Он отказался, сославшись на работу, и пошел с отцом в студию выпить кофе.

– Вчера я видел одну из твоих картин в Хельсингборге, – сказал он, дождавшись, когда отец поставит кофейник на грязную конфорку.

– Я не так уж мало написал за эти годы.

Валландер внезапно заинтересовался:

– А сколько картин ты написал?

– Если бы я захотел, можно было бы сосчитать. Но я не хочу.

– Наверное, несколько тысяч.

– Даже не собираюсь считать. Я еще умирать не собрался.

Валландера удивил его ответ. Отец никогда не говорил о старости и тем более о смерти. Он даже не знал, боится его отец смерти или нет. «Я уже сам не молод, а ничего не знаю об отце, – подумал он. – И он ничего не знает обо мне».

Отец, близоруко щурясь, уставился на него.

– Значит, ты себя чувствуешь получше, раз начал опять работать, – сказал он. – Последний раз, когда ты собирался в этот датский пансионат, ты, помнится, утверждал, что никогда больше не вернешься в полицию.

– Кое-что случилось, – сказал Валландер уклончиво. Ему вовсе не хотелось обсуждать с отцом профессиональные проблемы. Такие дискуссии всегда заканчивались ссорой.

– Говорят, что ты мастер в своем деле, – вдруг сказал отец.

– Кто это говорит? – удивился Валландер.

– Гертруд. О тебе все время в газетах пишут. Я, правда, не читаю, но она читает. Якобы все утверждают, будто ты прекрасный полицейский.

– Газеты много чего пишут.

– Я передаю тебе слова Гертруд.