Человек, который улыбался
Шрифт:
Они уселись за стол, каждый со своей кружкой.
– Один мой институтский приятель зарабатывал деньги на обучение играя на бирже, – сказала она.
Валландер, не понимая, куда она клонит, уставился на нее.
– Я ему позвонила, – сказала она чуть ли не извиняющимся голосом. – Иногда личные контакты работают быстрее, чем официальные. Я рассказала ему про СТРУФАБ, СИСИФОС и «Смеден». Дала имена – Холмберг и Фьелльшё. Он обещал разузнать все, что возможно. Час назад он мне позвонил домой, и я немедленно поехала сюда.
Теперь Валландер сообразил, что к чему, и с нетерпением ждал продолжения.
– Я записала все, что он сказал. Инвестиционная компания «Смеден» за последние
– Имя мне ничего не говорит.
– И неудивительно. Он давно умер. Свалился с борта своей прогулочной яхты где-то у испанских берегов. Ходили слухи, что его просто убили. Что-то там говорили о «Моссаде», израильской секретной службе, о торговле оружием… Официально он числился владельцем нескольких газет и книгоиздательства, главный офис у него был в Лихтенштейне. Когда он погиб, вся его империя рухнула как карточный домик. Оказалось, что остались одни долги и растраты. Растрачен, в частности, пенсионный фонд. Банкротство было моментальным и всеобъемлющим… но сыновья его вроде бы продолжают дело.
– Англичанин, – задумчиво сказал Валландер. – И что это значит?
– Это значит, что дело на этом не закончилось. Контрольный пакет акций «Смеден» перешел в другие руки.
– В чьи?
– Всегда кто-нибудь стоит за спиной, – сказала Анн Бритт. – Роберт Максвелл действовал по заданию другого человека, который не хотел, чтобы его имя фигурировало в связи с этим делом. И этот человек – швед. Странная цепочка замкнулась.
Она испытующе смотрела на него:
– И как ты думаешь, кто этот швед? Можешь догадаться?
– Пока нет.
– Попробуй.
И в эту секунду Валландер понял, что он знает ответ.
– Альфред Хардерберг?
Она кивнула.
– Человек из Фарнхольмского замка, – медленно произнес он.
Они замолчали.
– Через «Смеден» он управлял и СТРУФАБ, – добавила она после паузы.
Валландер задумчиво посмотрел на нее.
– Блестяще, – сказал он. – Просто блестяще.
– Благодари моего приятеля. Он работает в полиции в Эскильстюне. Но есть еще одна деталь.
– Какая деталь?
– Не знаю, так ли это важно. Но, пока я тебя ждала, мне пришла в голову одна мысль. Густав Торстенссон погиб по дороге из Фарнхольмского замка. Ларс Борман повесился. Может быть, они оба, независимо друг от друга, обнаружили какую-то тайну – не знаю, что это могла быть за тайна…
Валландер кивнул.
– Ты права, – сказал он. –
Они снова замолчали.
– Альферд Хардерберг, – промолвил он наконец. – Неужели это он стоит за всем этим?
Валландер уставился на чашку с кофе. Мысль эта была для него не так неожиданна, как казалась на первый взгляд.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
– Может быть и он. Очень может быть.
10
Всю следующую неделю, как вспоминал потом Валландер, они возводили невидимые баррикады вокруг ведущегося расследования. Было похоже, что они, почти не имея времени в своем распоряжении, готовятся к битве. И, в общем-то, ничего странного в этом не было. Они обозначили врага – Альфред Хардерберг. Человек, не только ставший памятником самому себе, но и обладающий неслыханной властью, самодержец в своем княжестве – а ему не было еще и пятидесяти.
Все началось в пятницу вечером, когда Анн Бритт рассказала ему о подставном лице, англичанине Роберте Максвелле, загадочным образом свалившемся с борта своей яхты, и о том, что тайным владельцем «Смеден» является человек из Фарнхольмского замка. Таким образом, Альфред Хардерберг с периферии следствия попал в самый центр. Потом Валландер упрекал себя – подозрения насчет Хардерберга должны были зародиться гораздо раньше, но дать сколько-нибудь разумный ответ, почему этого не случилось, он не мог. По-видимому, в начале следствия он, не вникая в суть, подсознательно наделил Хардерберга некоей незаслуженной неприкосновенностью, словно Фарнхольмский замок был территорией какого-то иностранного государства, на которую распространялись дипломатические законы.
Теперь все было по-другому. Но дело шло очень медленно, и не только потому, что этого требовал Бьорк при поддержке Пера Окесона, но прежде всего потому, что фактического материала, которым они располагали, было очень мало. Они и раньше знали, что Густав Торстенссон был у Хардерберга экономическим советником, но никто и представления не имел, чем он занимался, в чем конкретно состояла его работа. У них не было и прямых доказательств, что финансовая империя Хардерберга занимается какими-то махинациями. Теперь они знали про Ларса Бормана, про мошенничество в ландстинге, скрытое от общественности. Почти всю ночь с пятницы на субботу 6 ноября они с Анн Бритт просидели в управлении. Фактов было мало, они в основном рассуждали и выстраивали версии, но у него уже тогда начал складываться план следствия, причем не только стратегический, но и тактический: им следовало работать чрезвычайно осторожно и тайно. Если они имели дело с Хардербергом, надо было считаться с тем, что у него повсюду глаза и уши, что он круглосуточно наблюдает за их действиями, знает, что они делают и на каком этапе находится следствие. К тому же надо было считаться и с тем, что связь, существующая между Ларсом Борманом, Хардербергом и убитыми адвокатами, сама по себе ничего не значит.
Его грызли и другого рода сомнения. Он прожил всю жизнь в слепой и безоговорочной вере, что шведские бизнесмены, как жена Цезаря, вне подозрений. Женщины и мужчины, стоящие во главе крупнейших предприятий, считались гарантами процветания и социальной гармонии. Экспорт был основой благополучия страны. Особенно сейчас, когда казавшееся незыблемым здание шведского благополучия закачалось, а в подвалах его обнаружились толпы изголодавшихся муравьев… Но, несмотря на эти сомнения, Валландер знал, что они очень близки к окончательному ответу, каким бы немыслимым он ни оказался.