Человек, который улыбался
Шрифт:
– Тут есть над чем поработать, – прервал затянувшееся молчание Пер Окесон. – Не надо забывать, что у Альфреда Хардерберга безупречная репутация в шведском деловом мире. Если мы начнем просто так, ничтоже сумняшеся, подвергать эту репутацию сомнению, ничего, кроме протеста, не дождемся. С другой стороны, совершенно очевидно, что оснований для того, чтобы заняться им поплотнее, более чем достаточно. Конечно, трудно себе представить, что Альфред Хардерберг лично замешан в убийствах и прочем криминале. Но где-то в его окружении вполне могут происходить вещи, на которые он не может повлиять.
– Я
– По меньшей мере странная точка зрения для полицейского, – сказал Бьорк, не скрывая недовольства.
– Давайте говорить о деле, – напомнил Окесон. – Мне хотелось бы напомнить, что мы, как служители правосудия, получаем деньги за то, чтобы быть подозрительными даже в тех случаях, когда для этого нет почти никаких оснований.
– Короче, будем заниматься Хардербергом или нет? – прямо спросил Валландер.
– При соблюдении определенных условий, – сказал Бьорк. – Помимо того, что я совершенно согласен с Пером насчет тактичности, осторожности и все такое, хочу подчеркнуть, что если что-то просочится за эти стены, я несу за это ответственность. Это считается служебным нарушением. Поэтому никаких заявлений для прессы без моего одобрения.
– Да уж поняли, – сказал молчавший до этого Мартинссон. – Меня интересует другое – каким образом мы собираемся пропылесосить империю Хардерберга, когда нас так мало? И как нам согласовать эту работу с отделами экономической преступности в Стокгольме и Мальмё? С налоговым управлением? Не лучше ли пойти другим путем?
– Каким именно?
– Передать это дело в центр. У них-то в этом отношении руки развязаны – могут привлекать кого угодно и сотрудничать с кем угодно. Надо иметь смелость признать, что у нас для этого силенок маловато.
– Я тоже об этом думал, – сказал Пер Окесон. – Но на раннем этапе, когда мы ничего не успели сделать даже вчерне, экономические отделы и в Стокгольме и в Мальмё пошлют нас куда подальше. К тому же сомневаюсь, что вы представляете себе, насколько эти отделы перегружены. Если нас, как ты говоришь, мало, их еще меньше. Они настолько завалены работой, что дело идет к катастрофе. Так что пока мы должны поднапрячься сами. Как получится, так получится. Я, конечно, попробую подключить экономические отделы в центре, но не уверен, что они на это пойдут.
Позднее Валландер понял, что именно слова Пера Окесона о безнадежной ситуации в центре внесли полную ясность: помощи ждать неоткуда. Они должны направить все усилия на империю Хардерберга и поиск связующего звена между Ларсом Борманом и убитыми адвокатами. Разумеется, они не в первый раз имели дело с экономическими преступлениями. Но на этот раз масштаб был несравним, к тому же нелегко установить связь между финансовыми махинациями и убийствами.
Иными словами, они приступили к поиску ответа на простой вопрос: «А что искать?»
Когда Валландер несколько дней спустя уселся писать Байбе письмо в Ригу, он назвал то, чем они занимались, «тайная облава», двадцать раз справившись со словарем, чтобы перевести это понятие на английский. Их охватил азарт. «В каждом полицейском сидит охотник, – писал он. – Облава началась, но рога не трубят. И все равно, мы ловим этих лис. Без нас шведский курятник давно был бы пуст – остались бы разве что окровавленные перья, разносимые ветром».
Короче говоря, они приступили к работе с небывалым энтузиазмом. Бьорк даже приоткрыл свою кубышку и стал оплачивать переработки. «Только чтобы ничего не просочилось», – повторял он без конца. Пер Окесон снял пиджак, ослабил узел на галстуке, засучил рукава и стал работать вместе со всеми, хотя и не забывал дать понять, кто отвечает за эту операцию.
Отвечал за операцию Пер Окесон, а решения принимал Валландер, он был не формальным, а фактическим лидером, и это ему нравилось. Необычные обстоятельства, помощь и энтузиазм сотрудников помогали ему в какой-то степени преодолеть чувство вины, что он тогда в Скагене фактически оттолкнул Стена Торстенссона, когда тот обратился к нему за помощью. Теперь, прилагая все силы, чтобы найти убийц, он чувствовал, что в какой-то степени искупает свою вину перед Стеном. Теперь ему казалось странным, что он тогда был настолько погружен в самокопание и жалость к самому себе, что за воздвигнутыми им самим баррикадами не услышал крика о помощи.
В один из этих дней он написал еще одно письмо Байбе Лиепе, но так и не отправил. Он попытался объяснить ей, как подействовало на него то, что он год назад убил человека, и почему сейчас он не то чтобы забыл это, но груз стал меньше. Теперь для него важнее было то, что он отказал Стену Торстенссону в помощи, а в результате Стена убили.
Внешне он старался ничего не показывать. В столовой все время обсуждали его загадочное выздоровление, словно он все это время лежал на носилках в морге, а тут внезапно поднялся и пришел на работу, когда этого потребовали обстоятельства. Мартинссон с присущим ему профессиональным цинизмом заявил как-то:
– Курту нужно было настоящее убийство. Не такое, когда кто-то кого-то зарезал в состоянии аффекта, нет, настоящее убийство. Рецепт его лекарства очень прост: два мертвых адвоката, мина в саду, азиатская бомба в бензобаке – и порядок, Валландер ожил.
И, похоже, никто не сомневался, что так оно и есть.
Не меньше недели ушло на то, чтобы в самых общих чертах ознакомиться с материалом. И Валландер, и остальные отводили для сна не больше пяти часов в сутки. Позже они вспоминали эту неделю и удивлялись сами себе. Даже Пер Окесон, обычно очень скупой на одобрение, сказал, что мысленно снимает шляпу – столько им удалось сделать.
– Лишь бы не узнали наверху, – сказал он в один из вечеров, когда они, борясь с усталостью, вышли на улицу подышать свежим воздухом. Валландер не сразу понял, что он имеет в виду.
– Если в центре узнают про эту работу, Министерство юстиции тут же назначит экспертную группу, а эта группа на очередном заседании представит так называемую истадскую модель: как с минимальными ресурсами достичь выдающихся результатов. Вывод понятен – шведскую полицию вовсе не держат на голодном пайке, наоборот, полицейских даже слишком много, просто они неэффективно работают. Они просто-напросто ничего не делают, постоянно натыкаются друг на друга, расходуют деньги, и при этом статистика раскрываемости все ухудшается.