Человек, который высмеивал
Шрифт:
Худощавый язвительно усмехнулся.
— Они как раз и хотят, чтобы вы так подумали. Как же, безобидная шалость! Но я вот что вам скажу: человек, который это сделал, хотел ниспровергнуть Морак.
Они не успокоятся, пока не втопчут в грязь последние остатки приличий и морали. Они хотят, чтобы снова процветали блуд и наркомания. Чтобы тщета и алчность правили миром и жалкие люди корчились в зловонной бездне своих пороков.
— Это были дети, — упрямо повторил толстяк. — Обычное озорство, и больше ничего.
— Всемогущий Господь свернет небо, подобно свитку, — вещал худощавый, когда Ален зашагал прочь. — Атеисты и развратники будут лежать повсюду в лужах крови, и зло будет выжжено из людских сердец священным огнем.
Ален бесцельно брел по дорожке и вдруг заметил, что за ним наблюдает какая-то девушка. Он подошел к ней и после некоторого колебания спросил:
— Что случилось?
У девушки были темные волосы и гладкая смуглая кожа, которая слегка поблескивала под тусклыми фонарями Парка. Когда девушка заговорила, ее голос звучал довольно уверенно.
— Сегодня утром статую нашли в сильно измененном виде. Вы не читали? В газетах сообщалось.
— Да, читал, — кивнул он.
Девушка стала подниматься по поросшему травой склону холма, и Ален последовал за ней.
Под ними в сумраке виднелся саркофаг с останками статуи. Ее застали среди ночи одну, когда она никем не охранялась. Стоя на вершине холма, Ален мог видеть место происшествия глазами стороннего наблюдателя.
На гравии виднелись страшные красные капли. Это была эмалевая краска из художественного отдела Агентства Алена Парсела. Но он понимал, какие зловещие образы она могла вызвать у других людей. Красный след означал кровь, кровь статуи. Из сырой рыхлой земли Парка вылез враг, набросился на нее и перерезал ей сонную артерию. Истекая кровью, статуя умерла.
Стоя рядом с девушкой, Ален понял, что статуя умерла. Он ощущал пустоту, скрывавшуюся за стенками деревянного ящика. Вся кровь вытекла, осталась лишь пустая оболочка. Кажется, статуя пыталась защищаться. Но у нее ничего не вышло, и теперь никакое быстрое замораживание не спасет ее. Она мертва.
— Вы уже давно здесь? — спросила девушка.
— Всего несколько минут, — ответил он.
— А я была здесь утром, когда шла на работу.
"Значит, она видела статую до того, как построили ящик", — подумал Ален.
— Что с ней стало? Вы не могли бы рассказать? — Ему не терпелось узнать о своем загадочном поступке.
Девушка улыбнулась.
— Не надо бояться.
— Я не боюсь. С чего вы взяли, — удивился Ален.
— Вы боитесь. Но теперь все в порядке. — Она весело засмеялась. — Им придется снести ее. Восстановить ее невозможно.
— Вы рады, — произнес он с благоговейным трепетом.
В глазах девушки зажглись озорные огоньки.
— Мы должны это отпраздновать, устроить бал. — Потом огоньки погасли, и она тихо добавила:
— Кто бы он ни был, дай Бог ему выйти сухим из воды. Давайте уйдем отсюда — хорошо? Пойдемте.
Сунув руки в карманы пальто, она довольно быстро зашагала по траве к выходу из Парка. Ален последовал за ней. Он почувствовал, как на холодном вечернем воздухе его начинает покидать ощущение таинственного призрачного присутствия Парка.
— Хорошо, что мы отсюда уходим, — наконец пробормотал он.
Девушка беспокойно тряхнула головой.
— Сюда легко попасть, но выбраться трудно.
— Вы это почувствовали?
— Конечно. Сегодня утром я тут проходила, и было не так плохо; светило солнце. Но вечером… — Она поежилась. — Я простояла целый час, пока вы не пришли и не пробудили меня. Просто стояла и смотрела в каком-то оцепенении.
— Меня больше всего поразили эти капли, — признался Ален. — Они выглядят как кровь.
— Это всего лишь краска, — возразила девушка. Она достала из кармана сложенную газету. — Хотите прочесть? Обычная быстросохнущая эмаль — ею пользуются во многих учреждениях. Ничего таинственного.
— Они никого не поймали, — сказал Ален, все еще испытывая некоторую неловкость, которая, впрочем, уже начала проходить.
— Удивительно, оказывается, так легко было это сделать и скрыться. Никто не охраняет Парк; и никто не заметил того человека.
— У вас есть какая-нибудь версия?
— Ну… — Она пнула ногой лежавший на дороге камешек. — Наверное, один из тех, кто потерял право на жилье. Или кто-то выразил свое подсознательное отрицание Морака. Протест против Морального Кодекса, — психологического груза, навязанного системой.
— Но что он сделал со статуей?
— В газете не сказано. Скорее всего они просто бояться. Вы, конечно, видели статую и знаете, как Буэтелло изобразил Штрайтера. Традиционная воинственная поза; с простертой рукой, одна нога выставлена вперед, как будто он собирается вступить в битву, голова гордо поднята. Задумчивый взгляд.
— Устремленный в будущее, — добавил Ален.
— Правильно. — Девушка остановилась, повернулась на пятках и опустила голову. — Злоумышленник или насмешник — в общем, кто бы он ни был воспользовался красной краской. Это вы знаете, вы ее видели. Он покрыл всю статую красными полосами, даже волосы покрасил. И еще. — Она весело улыбнулась. — Ему как-то удалось отделить голову от туловища. Наверное, воспользовался механической пилой. В общем, он отрезал голову и положил ее в вытянутую руку.
— Понятно, — кивнул Ален. Он слушал с напряженным вниманием.
— Потом, — монотонно продолжала девушка, — с помощью горелки он разогнул правую ногу — ту, которая выставлена вперед. Когда термопластик размягчился, он изменил положение ноги. Теперь Майор Штрайтер держит свою голову в руке и как будто хочет забросить ее в дальний конец Парка. Получилось весьма оригинально и впечатляюще.
— Неудивительно, что они заколотили ее в деревянный ящик, — заметил Ален после паузы.