Человек по имени Феникс
Шрифт:
Пока я жадно заглатывал воздух, она скрылась. Да и не уйди она, я бы все равно не знал, как на такое поведение реагировать. Не драться же с ней, да и ругаться не в моей натуре. И вообще она мне в любви призналась, или замуж звала... или войну объявила... Чудачка. Решив просто забыть ее выходку, я поднялся и поплелся к тому участку стены, где видел последний раз шпионов. Но не застал там никого. Лишь следы их пребывания.
Сообразив, что не просто так они ошивались возле этого места, я начал искать секретную дверь и, быстро ее обнаружив, забрался внутрь. Коридор внутри — точная копия тех, что я лишь недавно исследовал. Где—то вдалеке послышались
Среди этих горе мятежников выглядывали и знакомая группа, за которой я следил, и товарищ Крэв. Когда я увидел его, то мигом понял, что затевалось за кулисами этого дворца.
— Всем привет, — радостно поздоровался я, потому как понял, что если не заявить о себе, то могут и вовсе не заметить присутствия.
На меня уставились со страхом и удивлением, но поздоровались в ответ, ибо хорошо воспитаны. Никаких действий супротив моего вмешательства проявлять они не спешили, и мне вновь пришлось действовать самому. Я отодвинул в сторонку того, кто следил через отверстие, предварительно испросив у него разрешения, и сам посмотрел. Оказывается, мы находимся рядом с тронной залой, куда в данный момент входит вождь Растак.
— И чего же вы хотите сделать? — спросил я у мятежников, когда вдоволь насмотрелся на грозно ступающего вождя.
Ответом же было молчание.
— Можете и не отвечать. И так вижу, что не долгих лет желать вождю собрались.
Наконец—то, эти бравые заговорщики опомнились, и в их глазах загорелась решимость. По всей видимости, они сообразили, что нужно избавиться от свидетеля, то есть от меня. Но прежде чем работа мысли синхронизировалось с делом рук, раздался голос Крэва:
— Феникс, это вы?!
Взгляды присутствующих прояснились, а из атмосферы исчез дух зарождающейся жажды убийства. Все вновь стало мирно и спокойно. На меня уставились десятки любопытных глаз, и специально для столь жадной публики я поклонился, как тот акробат, что окончил опасное представление на сцене цирка.
— Да, это я.
Раздались радостные и восторженные возгласы "О, Феникс! Ура!!!", но я заставил всю эту толпу вести себя тише, приложив палец к губам и шикнув.
— Не забывайте, где мы находимся. Ведь не желаете же вы, чтобы нас обнаружили стражники?!
Когда все прекратили напряженно озираться и прислушиваться — не идет ли стража, то ко мне обратился Крэв:
— Феникс, что вы здесь делаете и как узнали про наш план и этот секретный проход?!
— Я же Феникс, — гордо ответил я, и увидел, что мои слова внушили еще большее уважение в глазах собравшихся. — От меня ничто не скроется!
— Ничего себе, — поразились все.
— Только одно мне не ясно, — продолжил я и сурово посмотрел на предводителя этого восстания. — Почему вы совершаете покушение на Растака, проигнорировав приказ оставить эти мысли?
Все замолчали, потупя очи долу. Сильнее всех сокрушался Крэв.
— Господин, — заговорил один из незнакомых воинов. — Мы решили, что если свергнем вождя, то и вам и нам это пойдет лишь на пользу. Мы готовы были
— Какие глупости вы говорите. Не знаю, для чего вы это задумали, но вероятно все из—за каких—то мелких разногласий с самим вождем, а не из—за борьбы за мою власть! Признавайтесь, что плохого сделал вам Растак? Оскорбил? Обесчестил? Обокрал?
Все присутствующие еще ниже опустили головы, и я понял, что попал прямо в яблочко. Возможно, и не все из мятежников преследовали собственные цели и желали мести обидевшему их вождю, но уж точно большинство именно из таких.
— Хватит отводить глаза! — прикрикнул я на сборище. — Сейчас же пошли вон отсюда! Еще раз увижу, что собираетесь покушаться на чью—то жизнь — побью!
— Феникс... — попытался обратиться ко мне Крэв, но я более никого не слушал.
Я отвернулся от этих горе реформаторов и пошел прочь. Хотелось забыть о подобных людях, прикрывающихся всеобщим благом, пока сами творят то, что им хочется. До боли обидно, что моим именем решили прикрыться и списать убийства также на меня. Я очень пожалел, что ушел сразу, а не размазал все это общество ровнехоньким слоем по стенам тайного коридора. Впрочем, я сразу ушел именно потому, что знал, останься я с ними — могу и не сдержаться. Хорошо, что сразу ушел.
Вот только где выход из этого коридора?!
Примерно неделя потребовалась Восьмому, чтобы излечиться от всех повреждений. Он полностью восстановился и уже на третий день отдыха старался всюду сопровождать меня. Отчего—то он решил, что место моего телохранителя вакантно и с радостью принял на себя такую должность. Странный он человек: вроде должен меня ненавидеть — но нет. Я совершенно не чувствую в нем желания меня убить. Скорее наоборот, он так и стремится обезопасить мою жизнь. С тех пор, как он начал ходить со мной, на меня перестала нападать всякая местная шушель, да и проблемы с блужданием решились. Теперь не нужно по целым дням ожидать, пока кто—нибудь пройдет рядом и соизволит вывести меня из одной комнаты в другую, соседнюю, где разместился я.
Только от единственной проблемы избавить Восьмой не мог.
Коша.
Поведение этой девушки совершенно не укладывается в голове. То она, подкравшись со спины, обвивает ноги кнутом и валит на землю, а потом еще и смеется; а в другой момент уже вовсю флиртует со мной! Так и хочется схватить ее, хорошенько потрясти и заорать прямо в ухо: "Женщина, определись уже!!!". Но так поступать нельзя и я всячески сдерживаюсь сам, позволяя ей заставать себя врасплох, как новым физическим нападением (уловки с кнутом, камнями и ловушками), так и психологическими (милые улыбки, комплименты и такие жаркие вздохи, что я просто ничего не могу с собой поделать!..).
Восьмой поначалу хотел защитить меня и от нападок этой женщины, но даже он не мог понять, что делать: оставлять меня наедине с ней или эвакуировать куда подальше.
Несколько раз мы с ней даже ходили на свидание (вроде бы). Один раз случайно встретились в парке при луне, и после долго молча ходили рядом, не решаясь заговорить. И мне отчего—то даже показалось, что я ей вовсе—то и не неприятен, а совсем наоборот, вроде мое общество ей в удовольствие. И подобное чувство я носил в груди ровно до момента пока она вновь словом ли, или делом напомнит о своей лютой злобе и вечной вражде... Запущенный случай.