ЧЕЛОВЕК– ты, я и первозданный
Шрифт:
Семь лет копились различные данные по районам эфиопских находок. В итоге пришли к выводу, что Люси жила три с половиной миллиона лет назад, а некоторым окаменелостям afarensis по меньшей мере 3,7 миллиона лет!
О самом начале вида пока ничего не известно; возможно, новые находки скажут что-нибудь о его существовании за пределами четырех миллионов лет. Дон Джохэнсон поставил себе задачей заполнить лишенную ископаемых «черную дыру».
Что до зубов afarensis, то они очень похожи на зубы рамапитека, который, как мы говорили, исчез из «списка личного состава» восемь миллионов лет назад.
Что
Рамапитек обитал в лесах, это известно благодаря найденным вместе с его костями кускам окаменелого дерева и характерной для каждого растительного вида пыльце. В саванновой среде кости рамапитека не обнаружены.
Подобно видам, занимающим сегодня ту же нишу, – макаку-крабоеду и носачу – рамапитек (если хотите, икспитек), очевидно, начал осваивать ресурсы водоемов там, где реки были окаймлены лесами. Так, установлено, что в Китае представители этого вида обитали в болотистом (так называемом буроугольном) лесу.
До сих пор моя гипотеза согласуется с тем, что нам известно об этом нашем предшественнике. Предложенные мной ступени развития икспитека вполне могли привести к той форме, которая однажды прошлась по вулканическому пеплу и которую вместе с Люси и ее родичами поименовали Australopithecus afarensis.
Следы на пепле ясно говорят, что стопа этого существа была хорошо приспособлена для прямохождения.
Правда, большой палец не так сильно развит, как у современного человека, прилежного ходока. Оуэн Лавджой, тщательно исследовавший кости стопы, считает, в частности, что легкий изгиб плюсневых костей говорит о «приспособлении для ходьбы по рыхлой, песчаной почве». Что как нельзя лучше подходит для вида, привязанного к реке.
Если бы предки человека сразу приспосабливались к передвижениям в саванне, стопа должна была измениться сильнее. Интересно отметить, что, по данным Харди, у довольно большого процента детей (9 процентов мальчиков и 6,6 процента девочек) наблюдается перепонка между вторым и третьим пальцами стопы. А у некоторых исследованных им младенцев перепонки были между всеми пальцами! Большая кожная складка между большим и указательным пальцами руки тоже напоминает плавательную перепонку, особенно если сравнить с торчащим большим пальцем человекообразной обезьяны. Наша стопа приспособлена не только для ходьбы по речному гравию – вряд ли Джонни Вайссмюллер смог бы так великолепно плавать кролем, не будь его ступни похожи на плавники. И хотя нам не дано проверить в воде ступню afarensis, я, большой любитель подводного плавания, полагаю, что равные по длине пальцы ног этого нашего предка еще –лучше выполняли роль плавников.
Но если вид был приспособлен для полуводного образа жизни, почему же описанная выше троица шагала по вулканическому пеплу?
Давайте рассмотрим одну параллель.
Когда у рыб начали развиваться более тугие плавники – с пятью опорными лучами, давшими начало пяти пальцам наших рук и ног, – это происходило вовсе не потому, что рыбы готовились покинуть воду. Просто им так удобнее было перебираться по суше в другой водоем! Такие рыбы, их называют прыгуны, существуют по сей день. Мало-помалу копились усовершенствования, которые позволили многим позвоночным перейти на сухопутный
Итак, рыбы – точнее, представители надотряда кистеперых – приспособились «ходить посуху», чтобы перемещаться от одного водоема к другому. Такая же потребность была у австралопитека! Видимо, упомянутая троица (вероятно, маленькая семья) направлялась от одной реки, чьи ресурсы они исчерпали, к другой. А может быть, спасалась от вулканического извержения. Современные охотники-собиратели Южной Америки, например описанные выше акурио, тоже переходят от одной реки к другой, оставаясь на месте, пока их кормит поречье.
На мой взгляд, ни австралопитек, ни его предшественники не были всецело приспособлены к водному образу жизни. Скорее, их можно сравнить с нашей выдрой, которая трусит к другому водоему, когда кончается рыба в прежнем. Она пребывает в воде, сколько нужно, но не меньше и на суше. Поймав рыбу, выходит на берег и там ест добычу. Спит на суше в чистой сухой норе, пусть даже с подводным входом.
Я старался показать, что наше тело, в отличие от шимпанзе, гориллы и прочих человекообразных обезьян, приспособлено для плавания и ныряния. Строение стопы – удачный компромисс: она вполне годится и как плавник, и как опора для прямостоящего, прямоходящего существа, освоившего богатую пищей речную нишу. И подчеркну еще раз – в воде не очень-то побегаешь. Недаром специалист по двигательным навыкам Оуэн Лавджой утверждает, что мы «принадлежим к самым медленным бегунам среди млекопитающих». Тот факт, что мы в этом смысле замыкаем эволюционную цепочку, вполне можно объяснить результатом приспособления к полуводному образу жизни!
Несмотря на климатические изменения, которые сократили площадь лесов, ниша рамапитека, его непосредственная среда обитания радикально не изменилась. По-прежнему его кормила в основном старая добрая река.
Несколько неожиданным явилось сообщение в научной литературе, что рамапитек питался плодами: сканирующий электронный микроскоп показал, что его зубы стерты так же, как у большинства обезьян. Биолог Алан Уокер, составляющий картотеку данных об изношенности эмали различного типа зубов, указал, что характер стертости зубной эмали рамапитека и Australopithecus robustus такой же, как у шимпанзе.
Но ведь это вовсе не значит, что плоды составляли весь рацион названных видов. Во всяком случае, из публикации того же Алана Уокера следует, что в их пищу не входили злаки; видимо, они еще не начали осваивать степную среду. Непохоже также, чтобы робустус и рамапитек грызли кости или жевали корни. Что до шимпанзе, то они, как мы видели, едят не только типичные для их среды обитания плоды с твердой подчас кожурой, но и термитов, птичьи яйца, даже других животных, причем добыча может быть величиной с павиана!
Что ж, наука шагает вперед – и мой вариант «водяной гипотезы» только выигрывает от этого.
Докторант Мичиганского университета Эл Райен тоже провел тщательнейшее исследование зубов с применением сканирующего электронного микроскопа. В таком приборе вместо световых лучей используются пучки электронов, дающие гораздо более высокое разрешение, так что маленькие царапинки выглядят глубокими ущельями.
В распоряжении Райена был обширный материал. В частности, он сопоставил зубы индейцев из захоронений в Северной Америке с зубами современных эскимосов. У тех и других зубы играют роль рабочего инструмента – и ведь то же относится к «моим» индейцам! Челюсти заменяют им тиски; зубами акурио очищают сучья от коры, обрабатывают заготовки для топорищ. Естественно, при этом стачивается эмаль.