Человек внутри
Шрифт:
— Я не боюсь, — ответил Карлион, — и не стыжусь.
Она посмотрела вновь на его грязную одежду.
— Но вы тоже в бегах, — сказала она, — от чего?
— От закона, — не колеблясь, честно сказал Карлион. — Не от друзей и не от себя, — задумчиво добавил он.
— К чему такая суматоха? — спросила она; ее глаза, загоревшиеся в красном отблеске огня, глядели на него снизу вверх со страстной искренностью, одинаково осуждая его грязь, его бегство, его поиски.
Он, как зачарованный, смотрел на нее в каком-то замешательстве,
— Он вроде Иуды, — сказал он тихо и неохотно.
— Он не показался мне человеком с деньгами, — сказала она. — Вы не ошибаетесь?
— Не знаю. Но если бы я его встретил, я бы сразу узнал. Он слишком труслив, чтобы что-то скрывать. — Он слегка поежился от холодного сквозняка, незаметно прокравшегося под дверь.
— Вам холодно, — сказала Элизабет, — идите к огню.
Он некоторое время смотрел на нее, как будто пораженный ее дружелюбием, а затем подошел к камину, чтобы дать теплу и пламени окрасить руки червонным золотом.
— Почему бы вам не оставить его в покое? — спросила она. — Он стоит хлопот и риска?
Глаза Карлиона настороженно глядели из глубоких глазниц, как будто он размышлял, насколько можно открыться этой безмятежной незнакомке.
— Я очень хорошо его знаю, — сказал он неохотно. — Мы были друзьями. И он должен знать меня хорошо. Теперь я его ненавижу. Уверен — это именно ненависть.
Ее голос коснулся его подобно тихому, теплому пламени.
— Расскажите мне, — попросила она.
Он посмотрел на нее с выражением изумления, медленно нахлынувшего из темного, спрятанного в глубине источника.
— У тебя чудесный голос, — сказал он. — Ты как будто готова подпеть любому незнакомцу? Ты знаешь, кто я? — спросил он.
— Один из Джентльменов, — ответила она и замолчала в ожидании.
— Им был и тот, кто был здесь прошлой ночью. Мы были друзьями. Я рассказывал ему о том, что не открою больше никому, — о том, что я люблю и почему. И после трех лет, проведенных с нами, он выдал нас полиции.
— Вы уверены?
— Кто-то наверняка это сделал, — сказал он. — Шесть человек в тюрьме по обвинению в убийстве. Была стычка, и одного таможенника убили, беднягу. Четверо нас скрылось, двое со мной и Эндрю, который сделал все, чтобы с нами не встретиться. И когда он сбежал? До того, как нас застукали. Уверен в этом. И почему он боится встречи со мной? Я знаю, он боится. — Его глаза, печальные и подозрительные, казалось, спрятались еще глубже в череп. — Тебе не понять, — сказал он, — как он все испортил. Это была крутая жизнь, казалось, в ней было что-то лихое — приключения, мужество, высокие ставки. А теперь мы тюремные птицы, убийцы. Тебе не кажется это подлым, — всхлипнул он вдруг, — что человека убивают из-за спиртного? Какой скучной и грязной игрой это выглядит теперь!
Она поглядела на него с жалостью,
— Должно быть, так было всегда, — сказала она.
Он пожал плечами.
— Да, но я этого не знал, — сказал он. — Что же мне, благодарить его за просвещение?
Она улыбалась тому, как усики огня раскручивались и снова свивались в бутон.
— Стоит ли смерть человека и ваши разбитые мечты всей этой суматохи? — воскликнула она, несколько повышая голос, как будто хотела вынести свой протест против человеческой глупости за пределы комнаты в опутавшие ее туман и ночь.
— Ты так рассудительна, — сказал он печально. — Вы, женщины, все такие рассудительные. Мечты — часто все, что есть у мужчины. Я вот думаю, какая ты милая, добрая, жалостливая, но это только моя мечта. Ты же знаешь о себе все, например чего тебе не хватает в жизни, что ты боишься насекомых, полна отвратительных физических потребностей. Ты никогда не найдешь мужчины, который полюбил бы тебя за что-нибудь, кроме твоих голых, ничем не заполненных контуров. Мужчина готов забыть себя, выступая в роли эпического героя, и нужна женщина, чтобы увидеть, как он глуп. Только женщина может любить реального человека.
— Может быть, вы правы, — сказала она. — Хотя я многого не понимаю. Я когда-то знала человека, который настолько забыл себя, как вы выразились, что внушил себе, что он трус и больше ничего.
— Это менее типично, — ответил Карлион. — Женщины обычно показывают нам наш потолок, и мы ненавидим их за это. Полагаю, что мужчина полюбил бы женщину, которая показала бы ему его нижний предел.
Она вдруг отбросила серьезность и засмеялась.
— Бедняга, — поддразнила она. — Вы ненавидите этого вашего друга, потому что он показал вам ваш потолок. Какая глупость — тратить время на такую ненависть.
Он потянулся руками к огню, как будто хотел схватить его свет и жар и поднести к своему мозгу.
— Да, — сказал он. — Я ненавижу его. — И замолчал в ожидании, глядя украдкой, как бы умоляюще, из-под низкого лба. Он страстно желал, чтобы его убедили в собственной бесполезности и ненависти к Эндрю.
— Но что бы вы в конце концов сделали, если бы встретили его? — запротестовала она.
— Я убедился бы, что прав, — ответил он, — а потом убил бы его.
— И какая была бы от этого польза? — спросила она.
Он отодвинулся немного от нее и откинул назад голову, как будто защищая что-то бесконечно дорогое.
— Никакой пользы, — сказал он, — никакой, но это мой долг.
Он увидел, как она подняла к нему полные мольбы глаза.
— Вам грозит более серьезная опасность, чем закон, — сказала она.
Он с подозрением посмотрел на нее.
— К чему все эти разговоры? — спросил он. — Он тебе понравился? — Он смотрел на нее с сожалением и отвращением, как на прелестную картину, запачканную навозом. — Ты влюбилась в него за ночь?