Человек за бортом
Шрифт:
Кули искрошили их в капусту своими мачете. Потом попробовали было взломать сейф, но не тут-то было. Желтомордые сволочи вконец озверели. Они поняли, что терять больше нечего, и решили закончить начатое, а потом свалить все на даяков. И рванули искать меня.
А я со своими двумя полицейскими торчал тогда ниже по реке – мы спустились на каноэ, посмотреть, нет ли каких следов этого чертова баркаса. И тут на пригорок вывалилась толпа кули, и хлынула вниз, прямо на нас. У каждого был при себе мачете, а пара-тройка разжилась теперь еще и винтовками и револьверами. Смотрелись они внушительно, скажу я вам!
Мои полицейские
Мы рванули прочь от реки, напролом через джунгли. А сзади за нами неслись две сотни кули, вереща и улюлюкая. Они палили нам вслед из винтовок – к счастью, совершенно без толку.
Так они за нами и гнались, пока мы не добежали до моего тайничка с боеприпасами. Я оставил копов в засаде, а сам бросился через заросли обратно, в обход. Решил напасть с фланга. Копы должны были ждать, пока я не начну стрелять, а потом поддержать меня огнем.
Три человека против пары сотен кули! Что ж, моя уловка сработала. Во-первых, чертовы кули никак не могли сообразить, откуда я стреляю. А у меня был прекрасный выбор мишеней, и я не тратил патронов попусту. Когда эти одуревшие желтые дьяволы меня, наконец, заметили, они ринулись ко мне. Никогда не думал, что узкоглазые негодяи имеют понятие о мужестве, но тут волей-неволей задумаешься – я стрелял, а они перли на меня, как сумасшедшие. Я еле успевал менять рожки, мой автомат раскалился так, что держать было больно. Не знаю, как бы я выбрался из этой переделки, если бы не гранаты.
Понимаете, у меня была с собой пара-другая гранат. Я приберегал их на самый крайний случай. И когда патронов почти не осталось, а автомат так нагрелся, что выгорела вся смазка, я перестал стрелять. Китаезы снова сгрудились в кучу и полезли на меня. И тогда я кинул гранаты, в самую гущу желтожопых обезьян. Пару старых добрых гранат, оставшихся с Первой Мировой войны, таких, знаете, с длинными деревянными ручками. Они сработали что надо!
Короче, остались одни лохмотья – и от кули, и от доброго куска джунглей. В лунном свете это смотрелось потрясающе! Я для верности кинул еще одну гранатку. На том все и закончилось.
Когда я вернулся к своим копам, оказалось, что китаезы успели их обойти, и теперь в живых оставался только один, да и тому изрядно досталось. Но парень все же выжил.
Я послал запрос на новых работников. На этот раз брал только яванцев. Эти китайцы такие неуживчивые, все им не так!
7.
Под конец рассказа все путешественники сидели, откинувшись поудобнее в своих креслах, и в восхищении качали головами. Капитан Джеймс закурил еще одну сигару.
– Для такого нужна немалая храбрость, – подал голос Алекс.
– Храбрость? – беззаботно откликнулся Джеймс. – Никогда не думал об этом. Я, наверное,
– А о чем же вы, в таком случае, думаете? – спросил швед. – Как вы обосновываете свои действия?
Капитан Джеймс поскреб свою лысину. Этот вопрос, похоже, сбил его с толку.
– Черт... Да никак не обосновываю!
– Но как же вы тогда приняли решение сражаться с теми китайцами?
– Да у меня просто не было выбора, – объяснил Джеймс. – Так всегда бывает, когда дело пахнет жареным. Мужчина должен встречать лицом к лицу все, что бы с ним ни стряслось, и победить – или проиграть. А когда ты лицом к лицу с опасностью – остается только делать лучшее, на что способен, чтобы поскорее с ней разделаться.
– Или погибнуть, – добавил Финнерти.
– И то правда, – согласился Джеймс. – Но если тебя в самом деле пришкопят – так что? Может, мир без тебя будет только лучше? Но пока ты жив, ты продолжаешь встречать лицом к лицу все неприятности, какие сваливаются на твою голову, и делать то, что считаешь правильным.
Швед спросил:
– Но как быть, если не уверен, прав ли ты на самом деле?
– Я всегда уверен, – усмехнувшись, ответил Джеймс.
– Да ну? Тогда вы оч-чень необыкновенный человек. В большинстве из нас гнездится червь сомнения...
– Вы говорите, прям как тот пастор, – сказал Джеймс.
– Я не пастор, – отрезал швед. Его тяжеловесное лицо закаменело. – Просто я иногда задумываюсь о морали, этике, о правах человека...
– Понятия не имею, о чем это вы таком толкуете, – перебил его Джеймс. – Вся эта дребедень – для священников и университетских профессоров. А я – человек простой, может, малость недалекий, и мне вполне хватает собственного мнения.
– Да любому хватает! – вмешался Деннисон.
Финнерти и австралийцы дружно кивнули. Швед, казалось, смутился. Деннисон подумал, что, может, он вспоминает сейчас о том парне, который выпал из его яхты в Скагерраке? Может, швед в миллионный раз прокручивает в уме все, что сделал, чтобы спасти бедолагу, вспоминает каждую минуту промедления? Вправду ли он сделал все, что было можно? И – хватило ли этого?
– Но откуда вы знаете, что вы в самом деле правы? – снова спросил швед.
Капитан Джеймс пожал плечами.
– А черт его знает! Мои мозги включаются в работу, и я просто делаю то, что должен, вот и все. Если ты в себе уверен, как же ты можешь быть не прав? И если даже ты умрешь, в этом нет ничего позорного. Конечно, если ты умер правильно – выпрямившись во весь рост и не отступив ни на шаг перед опасностью.
Путешественники кивнули, все как один, будто присяжные, услышавшие справедливый приговор судьи. Швед тоже кивнул, правда, не сразу. Похоже, он не нашел того ответа, который искал в уверенности капитана Джеймса.
Джеймс снова заговорил, чуточку растерянно:
– А собственно?.. К чему все эти разговоры – кто прав, кто не прав, и как да почему что-то творится у меня в голове... Кто, к чертям собачьим, вообще это знает? И кому это нужно? Знаете, парни, если хотите – сами тут поболтайте про это. А мне пора.
Он повернулся к Деннисону.
– Ты глянь на якорь, когда придешь на яхту, ладно? Ну, все, всем спокойной ночи.
Капитан Джеймс встал и вышел из бара.
Какое-то время все молчали, заново наполняя стаканы. Потом Финнерти сказал: