Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 2
Шрифт:
Стоя за кулисами, наряженный в красные плюмажи и уздечку с драгоценными камнями, Артур был готов к выходу на сцену.
– Не забудь смотреть в камеру, – уговаривал его Лизандер. – А когда увидишь Руперта, помаши копытом. Я за него сильно переживаю, – сказал он Камерон Кук, когда Артур любовно положил голову на плечо хозяину.
– А вы не подумывали стать актером? – спросила Камерон, протягивая ему свою карточку. – А может, вначале посидите в зале? Мериголд присмотрит за Артуром.
Ей хотелось получить кадр с его реакцией, когда они будут снимать публику.
– А вы действительно знаете Руперта? – с надеждой спросил он.
– Можно сказать.
– Он действительно великолепен? Камерон на секунду задумалась.
– Ну только если вы ему понравитесь. Бога ради, проверьте, чтобы все телефоны были отключены, – добавила она помощнику, когда ее переносной зазвонил.
– Черт побери, – прошептала она две минуты спустя главному оператору. – Руперт не едет. Он умотал кататься на лыжах.
– Хорошо, только никому не говори, – прошептал в ответ главный оператор. – Нам ни к чему, если женская часть труппы устроит забастовку.
Наконец камеры включились, лондонский «Мет» зазвучал соответственно ангельски, с облегчением подчиняясь дирижерскому искусству Боба, чья лысая голова, подобно кувшину из ванной, болталась над рекой оркестровой ямы.
На самом деле все шло прекрасно. Правда, ни Гермиона в ее голубом одеянии, ни Сесилия в обтягивающей фигуру тунике не играли бы так ослепительно, если бы знали, что Руперт не собрался даже на пирушку, гвоздем которой должны были стать два громадных блюда приготовленного Китти «мяса по-бургундски», чей восхитительный запах уже тянулся с кухни.
– Приветствую, Мария, полная добродетелей, – воззвала Сесилия в старомодной манере, – ты беременна.
– Иосифа это ободрит, опять же и подарки ко дню рождения, – в современной манере отвечала Гермиона.
Китти перехватила взгляд Лизандера и захихикала.
– А рождественская елка не наряжена, – сказала Мамаша Кураж, когда занавеси раздвинулись.
Пьеса подходила к концу. Хотя пастухи и посетители постоялого двора больше напоминали иракских и саудовских жителей времен Персидского конфликта, закадычные голубые приятели Мередита были в экстазе от мизансцен и от красоты маленького Козмо в роли юного пастушка, даже на сцене умудрявшегося душить белого кота Гермионы. Все животные вели себя безупречно, за исключением Динсдейла, дважды поднимавшего лапу у яслей.
Флора спела «О придите все преданные» и «О маленький городок Вифлеем» так волшебно, что каждый раз срывала кучу аплодисментов. Но настоящий театральный эффект произвел въезд на изукрашенных лошадях Раннальдини, Рэчел и Мериголд, очаровательно распевавших на три голоса «Мы, три царя».
Раннальдини и Рэчел выглядели столь очаровательно, что аудитория не обратила внимания на покрасневшие глаза и искривленный рот Третьего Царя, чей Артур выступал так красиво и благородно.
– А ведь старина действительно играет, – с гордостью произнес Лизандер. – Не смотри в камеру, Артур.
– Нельзя ли потише, – прошипела леди Числеден.
Князь Тьмы, одержавший хорошую победу в Лингфилде на предыдущей неделе, прыгнул через всю сцену, когда Раннальдини, ослепительно сверкнув совершенными зубами над черной бородой, нагнулся, чтобы протянуть Гермионе золотой ларец.
– Бьюсь об заклад, что Гермиона его прикарманит, – прошептал Лизандер.
– Интересно, как бы повел себя Князь Тьмы, если бы на ее месте была я, – сказала Мамаша Кураж.
Когда все подались вперед, чтобы посмотреть на Деву Непорочную и младенца, Гермиона обнажила большую грудь, развернувшись в том направлении, где, по ее представлению, сидел Руперт.
– Мы убиты, – в унисон прозвучал хор приятелей Мередита.
Когда Цари уводили своих коней, прячущаяся за кулисами Флора заметила невероятно сладострастную улыбку, отправленную Рэчел в сторону Раннальдини.
Действие неспешно двигалось к финалу, и наконец на сцену вышла Флора, чтобы пропеть «Однажды в городе царя Давида». На ней были черные джинсы и черная рубашка-поло, волосы откинуты назад с необычайно бледного лица.
•«Похоже на «Смерть и Девушку»», – подумал Боб, поднимая палочку. Бедняжка выглядела ужасно уныло.
Оркестранты сыграли только вступление, а затем отложили инструменты, предчувствуя наслаждение. Гай сложил руки, счастливый, как владелец магазина, которому Флора возвращает долг. Секунду она смотрела в зал, ожидая полной тишины. Ее голос, холодный, как айсберг, был настолько изыскан, что на слова обратили внимание только через несколько секунд.
«Некогда в наблюдательной башне Ранналъдини, – пела Флора, – Стояла двуспальная кровать королевских размеров.
На ней Раннальдини трахал Гермиону.
Однажды она сбросила костюм от «Шанель».
Ужас, изумление и восхищенное ожидание дальнейшего постепенно растекались по лицам зрителей. Концертмейстер уткнулся лицом в руки, чтобы скрыть смех.
– Бога ради, держите второй камерой, – прошипела Камерон Кук.
«Она была без ума от Ранналъдини,
Маленький Козмо – его ребенок, – пела Флора, подчеркивая каждое слово. —
И на протяжении всего чудного детства Козмо, – прекрасная улыбка озарила лицо Флоры. – Маэстро развлекался каждый день,
Трахая эту посредственность Гермиону,
В чьих неуклюжих руках он лежал.
А еще он трахал свою бывшую жену, а также
Рэчел Грант, недавно примкнувшую к этой очереди».