Челтенхэм
Шрифт:
– Нам и столько не понадобится – давай втыкай. Экипаж, приготовиться к торможению, будь оно неладно… да что за день сегодня такой…
Шенкенберг перевел дух, судя по вернувшемуся на лицо друга и командира привычному волчьему оскалу, Кромвель заинтересовался задачей, а значит, все в порядке.
Прокашлявшись и взвыв, корректоры развернули проваливающийся в атмосферу обрубок первым соплом к земле.
Выхлоп!
– Штурман, альтиметр.
– Шесть двести.
– Опаздываем… Не тянет, керосинка вонючая…
Выхлоп!
Третьим выхлопом, уже на полутора тысячах,
– Садимся, как шаттл дерьмовый. Штурман, перестройка тяги. Дорзо-вентрально, против часовой, корректоры через один – сорок пять до упора, следующий – строго радиально. Выполнять…
Последний, четвертый выстрел из тормозного сопла отбросил «Саутгемптон» уже от самой земли и поставил его носом к горизонту. Сжигая остатки топлива, корректоры закрутили закопченный купол как вертикальное колесо с шутихами – половина двигателей лупила реактивной струей по касательной, вращая махину, половина, включаясь под самым брюхом, удерживала то, что еще недавно было крейсером, от немедленного падения. Вперившись взглядом в экран с окошками индикаторов, Кромвель с джазовым темпераментом стучал по клавишам, включением и выключением поддерживая необходимый ритм вращения.
Свист, дым, хруст сминаемого сырого и не желающего гореть таежного бурелома – и тяжкая бронированная туша осторожно коснулась почвы, с шипением на треть погрузилась в безвестное болото, и всякая видимость начисто сгинула за плотной стеной пара. Очередное кромвелевское пилотажное чудо свершилось.
В утреннем тумане лес с непроглядным переплетением ветвей казался нереальным, дымчато-акварельным, а горы за ним – и вовсе призрачными. Земли под ногами не было, только дикий хаос сгнивших и полусгнивших стволов, под которыми дышала топь невесть какой глубины.
Шенкенберг с удовольствием втянул свежий лесной воздух.
– Он сказал: «Приехали!»
– Да уж, сели в лужу, – пробурчал Кромвель.
– Ура! – завопил лейтенант Мазетти, подпрыгивая на зыбких бревнах. – Победа!
Настроение у молодого человека менялось с удивительной легкостью.
– Ах да, – нехорошим тоном сказал Кромвель. – Лейтенант. Итак. За отказ выполнить приказ во время боя…
– Вы не поняли, генерал, – со щенячьей эйфорией тут же перебил его Мазетти. – Все закончилось, мы живы! Все замечательно!
– …а также за трусость и паникерство…
Лейтенант был совершенно счастлив и уже был готов, плюнув на вздорных и бесполезных спутников, отправиться на поиски чего-нибудь занятного в этом новом мире, однако в темной фигуре Кромвеля, странно длинной в этой белесой мгле, было что-то такое, что заставило его остановиться. Ко всему прочему генерал держал в опущенной руке пистолет.
Но дурящая смесь эгоцентризма с инфантилизмом, свойственная избалованному мальчику из высшего общества, сшутила с юным Мазетти скверную шутку. Лейтенант просто не представлял, что с ним может случиться что-то плохое. Ведь это не кто-то, а он, сын Карло Мазетти!
– Бросьте, генерал, – радостно сказал он. – Вы же знаете мою семью. Хотите, замолвлю за вас словечко отцу. Не
– К тебе это не относится, засранец, – с нежностью ответил Кромвель, тоже лучезарно оскалился, поднял «люгер» с кокетливо завернутым никелевым уголком на именной наградной табличке и выстрелил.
Две трети лица Мазетти, успевшего отразить поначалу чисто ребяческую растерянность, затем ужас и даже безумную надежду еще как-то договориться, тут же исчезли, превратившись в толстую черную змею, устремившуюся к дальним кустам и мгновенно распавшуюся на брызги, а вслед за ней в кусты улетел и сам лейтенант, на прощанье вывернув шею так, словно в отчаянном усилии пытался прочитать нечто, написанное у него между лопатками.
Шенкенберг сокрушенно покачал головой.
– Знаешь, Джон, твои представления о субординации иногда меня очень настораживают.
– Нормальные представления. – Кромвель затолкал пистолет обратно в кобуру. – Возможно, мы с тобой скоро позавидуем этому идиоту. Ладно. Глайдеров, как понимаю, у нас ни одного.
– Глайдеры тю-тю, – кивнул штурман. – Остался квадроцикл Бутовского, или как этот транспортер называется. Пулемет там есть.
– Ну да, да, фитюлька эта на шести колесах. Зачем Крис его потащил?
– Он тут знает какую-то каменную веранду, или скалу, я уж не помню, хотел попрыгать.
– Что ж, выбирать не приходится. Там загрузка задняя или боковая?
– Да он в пневмопенале, сам выскочит. Джон, надо поаккуратнее, не попортить, вещь антикварная, дорогая, обидим человека.
– Никого не обидим, не волнуйся. Далеко ехать?
– Нет, ерунда. Позади хребет, туда, само собой, не полезем, а впереди, на юго-запад, вон за этими ухабами, река, и на том берегу вроде бы деревня.
Спортивный вездеход главного спецназовца Бутовски – черно-белый жук на шести громадных колесах, дьявольски вертлявый на ходу, – разумеется, не шел ни в какое сравнение с глайдером-антигравом, но проходимость демонстрировал поистине фантастическую. Остановил его только оползневый «пьяный лес» на склоне моренной гряды – нависающие стволы вековых лиственниц перекрывали даже саму надежду на подъем.
– Кавалерии спешиться, – приказал Кромвель. – Говоришь, тут мили полторы? Ни хрена, дойдем. Бери этот МГ и пошли.
– Вот сам его и тащи, – возмутился Шенкенберг. – Никакой это не МГ, это М-шестидесятый, рухлядь клепаная. С кем ты собрался воевать? Здесь заповедник, шестнадцатый век. Или двенадцатый.
Кромвель не стал спорить, без слов поставил перед штурманом две коробки с лентами, забросил пулемет на плечо (стальная зверюга все время норовила откинуть дырчатые рельсы сошников), надвинул черную пилотку и зашагал наверх по горбатым извилинам выпирающих из земли корней.
– Заповедник-то он заповедник, но и скелетник нам не во сне приснился. Вот и скажи мне, откуда он взялся? Истребители сами по космосу не летают. Они стартуют или с авианосцев, или с платформ типа масс-эффектовских. Платформ в Секторах на корню не бывало, а авианосец тут один – наш «Энтерпрайз». Откуда же этого черта принесло?