Черчилль. Биография
Шрифт:
Голосование состоялось 31 марта. «Правительство получило большинство в 400 голосов, – записал Колвилл. – ПМ сияет. Я считаю, это было просто, как расколоть орех кувалдой». А Черчилль снова был в форме. Вечером он отправился в Йоркшир, чтобы встретиться с британскими войсками, готовящимися к высадке в Нормандии. Там ему, в частности, продемонстрировали плавающий грузовик.
7 апреля, в Страстную пятницу, Черчилль выступил перед старшими британскими и американскими офицерами, участвующими в операции в Нормандии. Брук записал: «Он выглядел старым и лишенным своей обычной энергичности». Начальник отдела военных операций Военного министерства генерал Кеннеди прокомментировал: «Уинстон говорит, но вяло. Он плохо выглядит. Привычные яркие фразы, но в них нет прежнего огня. Мне даже показалось, что он готов расплакаться, когда сел рядом с Эйзенхауэром и начальниками штабов, ожидая, пока офицеры покинут помещение. Но потом я узнал, что те, кто видел и слышал его в тот день впервые, находились
Черчилль был физически истощен. «Поражен, каким уставшим и изнуренным сегодня выглядит ПМ», – записал Колвилл 12 апреля. На этой же неделе Черчилль испытал огромное разочарование, узнав от Александера, который прилетел в Лондон, что плацдарм в Анцио, хотя и надежно защищенный, до сих пор не может соединиться с основными силами и не сможет даже попытаться это сделать в ближайший месяц. Тем не менее он гарантировал, что никакие части из Италии выводиться не будут. «Хотя сражения на плацдарме и приносят много разочарований, – говорил Черчилль генералу Маршаллу 12 апреля, – вы, полагаю, должны признать, что как минимум восемь немецких дивизий были дополнительно переброшены в Италию южнее Рима и теперь несут там значительные потери. Судя по расшифровкам сообщений, – сказал Черчилль, – Гитлер считает, что поражения на юге России произошли из-за предательской бездеятельности Бадольо в Италии, что потребовало задействовать дополнительно тридцать пять дивизий. В любом случае, – добавил Черчилль, – уверен, что наши действия в Италии сыграли значительную роль в том, что чрезвычайно важное наступление на юге России оказалось успешным». Кроме того, Черчилль сказал Маршаллу, что теперь размышляет над тем, какие возражения будут у союзников против просьбы Британии передислоцировать десантный флот с Тихоокеанского театра в Средиземноморье. «В данный момент моя позиция заключается в следующем, – говорил он. – Мы должны прежде всего разгромить немцев южнее Рима и воссоединить наши армии. Ничто не должно этому помешать. Мы не можем знать, в каком состоянии выйдут из этой схватки наши армии и армии противника, пока сама схватка не кончится. Может быть, противник будет разбит, и тогда это откроет перед нами большие возможности. А может быть, немцы удержат позиции к югу от Рима существующими силами. С другой стороны, они могут подумать и об отводе некоторых своих дивизий для участия в важнейшем сражении во Франции. Мне кажется, мы должны строить планы и вести подготовку с учетом всех этих возможностей. Если наступление на Рим окажется удачным, – продолжал Черчилль, – я бы не исключал ни решительное преследование отступающего на север противника, ни десантную операцию, чтобы задержать его или отрезать. Следует разработать планы и вести подготовку к тому, чтобы была возможность высадки морского десанта либо к северу от Рима, либо на юге Франции. Если 34 немецких дивизии удастся удержать на Средиземноморском театре военных действий, – объяснял он, – это будет огромным вкладом в успех операции «Оверлорд». Черчилль сказал Маршаллу, что «всегда твердо стоял за «Оверлорд», и еще больше укрепился в своем мнении, почувствовав уверенность Эйзенхауэра, Брука и Монтгомери».
По мере проработки операции в Нормандии Черчилль начал беспокоиться о масштабах потерь среди гражданского населения Франции, неизбежных при запланированных воздушных налетах на железнодорожные станции и пути перед началом операции. Возможные потери оценивались в пределах от 20 до 40 тысяч. «Учитывая, что они наши друзья, – написал Черчилль Эйзенхауэру, – это может выглядеть как акт величайшей жестокости и вызовет ненависть к союзникам». Эйзенхауэр признал его аргументы и согласился сократить масштабы бомбардировок.
Черчилль занимался как обеспечением высадки десанта в Нормандии, так и сокращением бомбардировок в Северной Франции. Те, кто работал с ним в это время, чувствовали, в каком огромном напряжении он пребывает. «Боюсь, ПМ сдает, – записал Кадоган после заседания Военного кабинета 19 апреля. – Он говорит без остановок, но при этом мы никуда не продвигаемся. Я очень переживаю за ПМ. Он совсем не тот, каким был двенадцать месяцев назад. Просто не представляю, сможет ли он продолжать». Но он продолжил, и с новой энергией. В дебатах 21 апреля об отношениях Британской империи и Содружества, на которых он высказал идею превращения Индии после войны в самоуправляемый доминион, его речь звучала «более энергично, чем раньше», – отметил Колвилл.
В начале мая Британия выразила протест России, войска которой вошли на территорию Румынии и начали массово арестовывать как фашистских лидеров, так и антикоммунистов. Россия тут же заявила о вмешательстве Британии, что дало повод Черчиллю заметить Идену 2 мая: «Нельзя забывать, что большевики – крокодилы». Когда через неделю из Москвы вновь послышались несправедливые упреки в том, что Британия якобы вмешивается в дела Румынии, Черчилль сказал в военном кабинете, что эти упреки «вызывают у него сомнения в сохранении хороших отношений с Россией». Он опасался, что и в Греции наступает решающий момент из-за «коммунистических интриг». «Мы должны тщательно следить за этим, – говорил он Идену 4 мая. – В конце концов, мы потеряли в Греции 40 000 человек, и вы тоже имели к этому отношение. Не думаю, что мы должны уступать России в Греции».
Приступы слабости стали у Черчилля регулярными во время рабочего дня. «Он выглядит сильно постаревшим и усталым, – записал Брук 7 мая. – Черчилль говорит, что по-прежнему хорошо спит, хорошо ест, особенно хорошо пьет, но больше не в состоянии, как раньше, спрыгивать по утрам с кровати и вполне склонен провести весь день в постели. Никогда еще не слышал, – добавил Брук, – чтобы он признавался в своей слабости». Черчиллю было шестьдесят девять лет. 10 мая была четвертая годовщина его премьерства; более двухсот недель ответственности и тревог. Теперь предстояла опасная десантная операция в Нормандии. Своему американскому гостю Джону Д. Макклою, помощнику министра обороны США, Черчилль признавался: «Если вам кажется, что я медлю, то это не потому, что боюсь потерь, а потому, что опасаюсь их масштаба». Затем он рассказал Макклою о множестве его современников, которые были убиты, как он выразился, в «гекатомбах» Первой мировой войны. Он сам, по его словам, был «своего рода «игрой» природы, поскольку большая часть его поколения покоится на полях под Пасхендале и на Сомме. Целое поколение потенциальных лидеров Британии оказалось выбито, и Британия не может себе позволить потерять еще одно поколение».
12 мая Черчилль на три дня покинул Лондон, чтобы вновь проинспектировать концентрирующиеся войска. Эйзенхауэру, который часть времени провел с ним, он сказал, что необходимо предоставить дополнительный транспорт дивизии Свободной Франции, которая была придана атакующим силам союзников. Черчилль подкрепил свою просьбу указанием на то, что в Анцио 125 000 человек и 23 000 транспорта продвинулись лишь на двадцать километров, после чего были остановлены немцами.
Бдительность и энергия Черчилля были решающим вкладом в способность Британии вести войну. «Какие бы ни были недостатки у ПМ, – записал Колвилл 13 мая, – нет сомнений, что именно он обеспечивает общее руководство. Он определяет цели как начальников штабов, так и Министерства иностранных дел в вопросах, которые без него погрязли бы в лабиринтах межведомственных отношений или вообще развалились из-за излишней осторожности и компромиссов. Более того, у него есть два качества – воображение и решительность, которых явно не хватает министрам и штабистам». Генерал Кеннеди отметил в дневнике: «На последней встрече со старшими офицерами 15 мая Черчилль говорил в грубоватой и юмористической манере и закончил энергичным выражением уверенности в исходе дела и пожеланием успеха. Он выглядел намного лучше, чем на предыдущей конференции, говорил очень сильно, призывал к наступательным действиям и особо отмечал стремление сражаться, которое, по его мнению, испытывает каждый военнослужащий».
20 мая Черчилль получил определенное подтверждение, что немцам не удастся собрать 20 дополнительных дивизий в Западной Европе. Это означало, что операцию в Нормандии не придется откладывать. Партизаны Тито, с помощью британского военного снаряжения, которое сбрасывали им на парашютах, удерживали в Югославии 25 немецких дивизий. Одним из офицеров связи при Тито служил Рэндольф Черчилль. Еще двадцать три немецкие дивизии были связаны в Италии, где 14 мая Александер возобновил наступление и наконец взял Кассино. Еще несколько немецких дивизий располагались на побережье Ла-Манша около Булони, поскольку их командование из-за дезинформации полагало, что основной удар будет нанесен именно здесь. Численность и расположение этих дивизий были известны благодаря ежедневным перехватам немецких секретных сообщений, агентам, а также бдительности самолетов-разведчиков. Дочь Черчилля Сара служила в подразделении, занимавшемся анализом данных разведывательной аэрофотосъемки в Медменэме, к западу от Лондона.
24 мая, выступая в палате общин, Черчилль опять выглядел усталым. «Его обаяние и юмор остались неизменными, – писал Гарольд Николсон сыновьям, – но голос уже не такой мощный, так что парламентарии три раза выкрикивали «громче!». Через пять дней, отвечая на просьбу написать его портрет, Черчилль, криво усмехнувшись, сказал: «Боюсь, в военное время не могу обещать, да и вряд ли буду достойным натурщиком, если только война скоро не закончится».
24 мая Черчиллю сообщили о нехватке оборудования для насосов, необходимых для поднятия бетонных кессонов в гавани Малберри, чтобы отбуксировать их через Ла-Манш. Этот важнейший пробел требовалось срочно восполнить. И именно Черчилль предложил обратиться за насосами в лондонскую пожарную команду.
Последнюю неделю перед началом высадки в Нормандии Черчилль провел в Чекерсе. Там он узнал, что Рэндольфу вместе с Тито удалось ускользнуть от немецких парашютистов, атаковавших штаб-квартиру партизан. 28 мая Черчилль написал сыну: «А у нас тут прекрасный день, и в великолепии лета все хорошо. Война яростная и ужасная, но на наших залитых солнцем газонах и лугах, усыпанных лютиками, трудно постичь ее кошмары». На следующий день, прочитав о больших жертвах среди мирного французского населения в результате интенсивных бомбардировок союзниками железнодорожных узлов, Черчилль выразил командующему авиацией сомнение, что были выбраны «лучшие цели». «Это порождает огромную ненависть», – написал он.