Черчилль. Биография
Шрифт:
В результате концентрации сил на юге Франции армия Александера в Италии сократилась до семи дивизий. Но он тем не менее продолжал наступательные действия и 10 августа вынудил немецкие войска оставить Флоренцию. Ночью Черчилль отправился самолетом в Алжир, собираясь затем в Италию. Ему хотелось встретиться с Александером, посмотреть, как идут бои, и обсудить множество проблем, осложняющих проведение боевых действий в Средиземноморье. «Надеюсь, вы немного отдохнете как с кистью, так и с биноклем», – написал ему Оливер Литтлтон.
В Алжире Черчилль долго беседовал с Рэндольфом, который еще не оправился от травмы, полученной при аварии самолета во время его второй поездки к югославским партизанам.
Из Алжира Черчилль прилетел в Неаполь. Его принимал генерал Уилсон на вилле Ривальта с видом на Неаполитанский залив. Там Черчилль получил очередную просьбу поляков, все еще сражающихся за Варшаву, которым Сталин не оказывал никакой поддержки. «Они умоляют о пулеметах и боеприпасах, – телеграфировал Черчилль Сталину из Неаполя 12 августа. – Не могли бы вы оказать им посильную помощь, поскольку из Италии делать это намного дольше?» Сталин отказался. В этот день двадцать восемь британских и польских летчиков совершили четвертый вылет протяженностью более двух тысяч километров из Южной Италии в Варшаву. Три самолета были потеряны, поскольку ближайший действующий аэродром советской авиации находился в 80 километрах.
12 августа Черчилль на вилле Ривальта встретился с Тито, призвав того установить демократическую систему правления в Югославии, а днем отправился на адмиральском катере в небольшую бухту, где купался в горячих источниках. На обратном пути его узнали военные на кораблях, готовящихся к отплытию в Южную Францию. Проходя мимо, он направил им послание с пожеланием удачи. «Они и не догадывались, – позже написал он, – что, если бы мне удалось настоять на своем, они сейчас бы плыли в другом направлении».
Вечером Черчилль получил предложение Рузвельта провести в сентябре встречу в Квебеке – вдвоем, без Сталина. Черчилль согласился. На следующий день он на катере отправился на Капри, посмотреть скалу Тиберия, с которой римский император сбрасывал своих жертв, и посетил Лазурный грот, цвет воды в котором его просто поразил. Затем, под охраной американских военных полицейских, поплавал в море. За обедом в ресторане на острове он был в «отпускном настроении, – как написал один из присутствовавших англичан, – не прекращая беседы, показывал, как раскуривать сигару, и интересовался организацией водоснабжения Капри». Вернувшись в Неаполь, он председательствовал на встрече Тито и его друга доктора Ивана Шубашича, правителя Хорватии, и склонял их к объединению и прекращению гражданской войны.
14 августа Черчилль снова плавал в море, на этот раз в районе Кум. Уезжая, он показал восторженным итальянцам, собравшимся на пирсе, двумя пальцами знак победы, а потом спросил одного из англичан на борту: «Как вы думаете, им понравилось?» – «Да, хотя этот знак имеет и непристойную коннотацию в Средиземноморье». – «Это мне известно, но я заменил ее. V значит «виктория».
Пообедав в Неаполе, Черчилль полетел на Корсику. Там, в бухте Аяччо, он поднялся на борт бывшего торгового судна, на котором теперь размещалось шесть штурмовых десантных судов. Ночью, пока он спал, одиннадцать дивизий союзников высадились на юге Франции. В восемь утра 15 августа Черчилль перешел на эсминец «Кимберли», который направился к побережью. «Вскоре после полудня мы оказались среди огромного скопления кораблей, – написал Черчилль Клементине, – рассредоточившихся на 30 километров вдоль береговой линии с несчастным Сен-Тропе посередине. Ожидалось, что бомбардировки продлятся весь день, но авиация и корабли к 8 утра практически подавили пушки противника. Это сделало весь процесс достаточно скучным. Прекрасная панорама берега была затянута дымами множества пожаров, которые, впрочем, прикрывали десант на берегу».
Противодействие в воздухе и на суше было слабым, на море – вообще никакого. С точки зрения того, чего ожидали американцы от этой высадки, – отвлечения крупных немецких сил с севера Франции – эта операция стала крупнейшей ошибкой в войне на Западе. Черчилль позже сказал королю: «Ваше величество знает мое мнение насчет этой стратегии».
Вернувшись в Неаполь морем, утром 16 августа Черчилль приступил к изучению секретных радиограмм. Из них стало очевидно, что вывод немецких войск из Греции неизбежен. Он немедленно заручился поддержкой начальников штабов о направлении в ближайший удобный момент британских вооруженных сил в Афины, чтобы опередить греческих коммунистов. Затем, обсудив это решение с Рузвельтом, снова отправился купаться в море. «Мы купались четыре раза, – написал он Клементине, – и это очень хорошо на меня подействовало. Чувствую себя значительно посвежевшим и гораздо менее усталым, чем когда уезжал из Англии».
17 августа Черчилль проехал по разрушенному городу Кассино, потом пролетел над монастырем, который был просто стерт с лица земли бомбардировками союзников. Затем самолетом отправился в штаб-квартиру Александера в Сиене. Поскольку погода была слишком плоха и на линии фронта ничего разглядеть было невозможно, он три дня разъезжал по тыловым частям. Близ Ливорно выстрелил из гаубицы по позициям немецкой артиллерии к северу от Пизы. 20 августа погода улучшилась, и Александер повез его на передовой наблюдательный пункт примерно в трех километрах от линии фронта на реке Арно. Затем Черчилль улетел в Неаполь.
Он по-прежнему считал, что ослабление армии Александера ради высадки десанта на юге Франции – глупость. Позже он написал: «С половиной того, что забрали у Александера, союзники могли прорваться в долину По со всеми вытекающими из этого блестящими перспективами и призами, которые лежали совершенно доступно на дороге к Вене. Александер, как подобает солдату, проявлял стойкость, но я ушел спать в грустном настроении. В таких серьезных делах невозможность идти своим путем не избавляет от ответственности за неправильные решения».
21 августа Черчилль вылетел из Неаполя в Рим, чтобы обсудить предлагаемую британскую военную экспедицию в Грецию. «Уинстон очень доброжелателен», – записал Макмиллан. На другой день состоялась дискуссия о политическом будущем Италии. «Уинстон был как собака, ворчащая над костью, – записал Макмиллан. Черчилль выступил за «процесс постепенной релаксации и контроля в Италии, которая теперь является не оккупированным враждебным государством, а союзником в войне».
«Мы наконец завершили в 7 вечера, – записал Макмиллан. – Все, за исключением Уинстона, абсолютно измучены». Вечером после ужина Черчилль долго беседовал с бригадиром Морисом Лашем из союзной контрольной комиссии, который нашел премьер-министра вполне жизнерадостным, «поскольку на следующий день ему предстояло участвовать в сражении». Черчилль сказал Лашу, что «очень надеется принять участие в первой стадии осеннего прорыва, который даст возможность Александеру развернуться, захватить Австрию и тем самым изменить историю. Потом, – записал Лаш, – он весело пожелал мне спокойной ночи».