Череп в небесах
Шрифт:
– Кривошеев говорил о «сотне» и о том, что «за первой посылкой последовали остальные»…
– Может быть, так, а может, и иначе, – не смутился отец. – Сотни «маток» мы в деле ни разу не видели.
Я кивнул:
– Да. С Омеги ушло около десятка – на спутниковой фотографии, я помню, видели шесть, но округлим для простоты. И как раз десяток свалился на Иволгу.
– И одна у нас…
– Выращенная здесь, как я уже сказал. Возможно, специально ослабленная. Пап, броня «маток» на Иволге не поддавалась тяжёлым снарядам! А тут – какие-то примитивные гранатомёты… Мне кажется, Чужие используют оба вида доставки. Где возможно – антигравы. Где нет – зародыши везут туда люди Дарианы.
– Кстати, а эти «кротовьи норы» – как далеко они тянутся? – осведомился отец.
– Астрофизики
– Тоже мне источник… – фыркнул отец. – Передавали в новостях… По сведениям агентства ОБС…
– Какого-какого агентства?
– Одна баба сказала! – рявкнул папа. – Как можно тут что-то утверждать наверняка? Да передать такое могли исключительно для поддержания спокойствия в метрополии, вот и всё!
– Конечно, могли. Но почему бы не принять, что это правда? Она неплохо согласуется с нашей теорией «двойной доставки» – и людьми, и антигравитаторами.
– От меня всё равно ускользает исходная логика всего этого мероприятия, – признался отец. – Зачем, ну зачем такая сложность – при имеющейся в их распоряжении мощи?
Я только развёл руками.
– Примем в качестве рабочей гипотезы, что мышление и логика Чужих не во всём совпадает с человеческими.
– Иронизируешь, да? – хмыкнул отец. – Ладно, мы с тобой всё витаем в облаках, а пока что… Давай-ка вернёмся к нашим ползунам, – и он резко сменил тему. Мне показалось, что разговор о Чужих вызывал у отца раздражение – главным образом потому, что он всегда был и оставался человеком действия. С имперцами и Дарианой Дарк можно было драться насмерть, и они точно так же умирали от наших пуль, как и мы – от их. Отец предпочитал ставить перед собой достижимые цели. И, наверное, сейчас именно в этом состояла его ошибка…
– …Есть вероятность, – говорил он, и пальцы его рук то сжимались в кулак, то резко вновь распрямлялись, напряжённо прихлопывая по столешнице, – и тоже ненулевая – что, несмотря на потерю Иволги и Омеги-восемь, кайзер всё-таки решит подавить Федерацию силой. Да-да, и несмотря на теорию «контролируемого вторжения», сын. После разгрома Первой танковой армии силёнок у Четвёртого Рейха поубавилось, лучших своих псов он там положил, но и остающегося более чем достаточно. Не знаю, добьются ли имперцы полного успеха, но крови прольётся едва ли не больше, чем во всех сражениях с «матками», вместе взятыми. Дариана рассчитывает, что кайзер или не сунется, или она пустит в ход «маток»…
– А в действительности? Ты так говоришь, что я всё время ожидаю твоего «но на самом деле»…
– А в действительности нам придётся платить за информацию. И ещё – за отсрочку имперского вторжения. Я всё-таки думаю, что оно неминуемо.
– Ты собираешься отдать этому бандиту четырнадцать с лишним миллионов? – поразился я.
– На первых порах ограничимся четырьмя без двухсот тысяч, а потом всё же постараемся выторговать оптовую скидку, – суховато сказал отец. – Предоставь это мне, у тебя никогда не было никаких способностей к торговым делам. Сперва информация. Потом, скорее всего, центр и верхушка других интербригад, остающихся вне нашей досягаемости. А вот самую головку Шестой интернациональной… лучше оставить себе. Это слишком лакомое блюдо, чтобы уступать его убийцам. Самое скверное то, что мы не знаем, где сейчас Дарк и Кривошеев. Я задействовал – пытался задействовать – и других… старых друзей, но, в отличие от этого… коммерсанта, они и впрямь отошли от дел. Сколько в точности убежищ было у Дарк, не знает никто, кроме неё. А что говорит твоё… твоё чувство?
Я пожал плечами.
– Если честно, молчит, папа. Но я не могу… не способен ощущать «маток» и их порождения за сотни километров.
– А зов? – помолчав, спросил отец. – Ты чувствуешь зов?
– Только изредка. Когда оказываюсь в непосредственной близости от них. Да и то… это стало развиваться совсем недавно.
– Ничего удивительного, – уронил отец. – Как только ты узнал… всё о себе, эта способность, что называется, пошла в рост. Признаться, я на это рассчитываю.
– Каким образом?
– Несколько моих людей сейчас вступили в интербригады…
– Только сейчас, папа?
Несколько мгновений он молча смотрел на меня, видимо, колеблясь; потом, словно бы нехотя, отец отрывисто кивнул головой:
– Ты прав. Конечно же, не только сейчас. Я, как и Конрад, пытался присматривать за Дарианой с самого начала, с того самого дня, как наши пути разошлись. Но эта дамочка хитра, как муха. Всех своих ухоронок и отнорков она не доверяла никому. И сейчас… ребята работают, но пока – ничего.
Я развёл руками. Перестрелка в сети становилась всё ожесточённее и развязнее, но настоящие пули пока что не полетели. Нам нельзя было мешкать, Дариана поправляется, вскоре всё руководство операцией вновь окажется в её цепких изящных ручках, и тогда нам придётся совсем солоно.
…Вот почему я говорил с Конрадом о «нейтрализации». Враг должен быть уничтожен. Даже если потом мне придётся держать за это ответ на Страшном Суде.
Вынужденное безделье представило мне возможность вновь, с самого начала обдумать всё происходившее. Абстрагируясь, само собой, от собственного происхождения. Выяснилось, что этого лучше не касаться – во избежание неотвечаемых вопросов и накатывающего волной безумия. Я просто старался принять вещи такими, каковы они есть, однако это не слишком получалось, следовало признать. Урод, результат жуткого евгенического эксперимента… вернувшись сейчас домой и собрав всю волю в кулак, я как-то попытался попросить у отца лабораторные записи «Проекта Руслан Фатеев». Папу перекосило, однако передо мной на стол легли три толстых журнала, со старомодной жёсткой картонной обложкой и линованными страницами. Отец извлёк их не из тайника, не из сейфа, как можно было бы подумать, а просто из письменного стола. Юрий Фатеев не доверил эти материалы никаким электронным носителям. Мне оставалось только пожать плечами, в моём понимании отыскать эти чудовищного вида кипы листов не составляло никакого труда, а уничтожить, к примеру, микроплёнки можно намного быстрее и легче. В ответ отец только усмехнулся и заявил, что именно поэтому никому и в голову не придёт искать здесь, в этих нагромождениях старых бумаг, хоть что-то сколько-нибудь важное. Все давным-давно держат данные в компьютерах. Считается, что это надёжнее. Х-ха!..
Однако прочесть журналы я так и не смог. Руки тряслись, лоб и щёки покрывались потом, перед глазами вставали такие кошмары, что впору было бежать за помощью к психиатру. Мне осталось только твердить себе «эссе хомо», до одури и до помрачения в мозгах. Иногда мне казалось, что по свету могут бродить и неведомые мне пока братья по крови, что не только моим родителям могла прийти в голову такая мысль. А что, если и кто-то ещё решил попробовать?..
Мне не удалось досконально изучить «Проект „Руслан Фатеев“. Как бы я себя ни заставлял. Наверное, даже у биоморфа есть предел чувствительности. Читать подробности имплантации „комбибласта“ в… утробу моей матери – нет, увольте. Пусть я упускаю какие-то, возможно, очень важные детали – но, наверное, именно это непередаваемое отвращение, испытываемое мной при чтении старых лабораторных журналов отца, – лучшее доказательство того, что я всё-таки не биоморф. А человек, esse homo.
Как бы то ни было, я понимал, что действовать придётся вслепую. Валленштейна и его мистический «заговор офицеров» больше всего волновало единство Империи. Отца – Дариана Дарк и её отморозки. Папа не сомневался, что Бешеная Дари по сей момент твёрдо контролирует биоморфов и стоит покончить с ней – все наши, так сказать, неприятности кончатся разом. А я точно так же не сомневался, что главное – те полчища «маток», что молчаливо ждали где-то в глубине неведомого космоса, как те немезиды человечества, коими наш род так часто любил попугать себя на сон грядущий из безопасного каждодневного бытия.