Через Антарктиду
Шрифт:
Через час или два глубина слоя воды на большом участке льда уже достигла двух футов, и одно время мы использовали нашу шлюпку, чтобы спасать предметы, которые всплыли.
Вскоре все так промокли, что уже не нужно было стараться не ходить по воде и в снежной каше. Все это время тракторы оттаскивали как можно быстрее все запасы и материальную часть на сухое место у подошвы шельфового ледника в полумиле от судна. Несмотря на наши усилия, сражение было частично проиграно, и вскоре несколько ящиков уже плавали, а другие оставались на месте, целиком затопленные. Что могло быть во многих из них, мы едва смели себе представить; конечно, консервы останутся неповрежденными, но радио и другое электрическое оборудование, несомненно, погибнет. Я знаю, что в какой-то момент оказался стоящим на двух совершенно затопленных ящиках с надписью «записывающее оборудование Би-Би-Си». В этот момент я увидел, что кормовые канаты «Терона» оборвались и судно начало медленно отворачивать от края льда. Я сейчас же крикнул полудюжине матросов, которые работали на льду вместе с нами, чтобы они бежали к судну и пытались вскарабкаться на борт, пока между корпусом и льдом еще не раскрылся промежуток. Шлепая по воде и барахтаясь в снежной каше, они промчались сотню ярдов до судна и только-только успели взобраться наверх по веревкам и трапам, свисавшим с борта. Довольные тем, что по крайней мере у капитана Маро сейчас в сборе вся команда, все остальные добрались до кромки льда как раз вовремя, чтобы увидеть, что судно полностью повернулось кругом, оборвало носовые канаты и медленно стало дрейфовать, уходя от нас. Постепенно метель скрыла от нас дрейфующее судно, капитан, стоя на одном из крыльев мостика, кричал нам что-то в мегафон. Мы едва разобрали слова «Мы вер-не-е-е-мся» – протяжный крик, донесшийся к нам сквозь вой ветра.
Люди, работавшие наверху, на шельфовом леднике, еще не вернулись, а у нас возникла новая срочная проблема – переодеться: нас было на льду 12 человек с насквозь мокрыми обувью и штанами, и мы не знали, сколько времени займут у судна поворот и возвращение, чтобы подобрать нас. Собственно говоря, я сомневался, удастся ли ему подойти к месту высадки, так как, продолжая работу по спасению припасов, мы видели, как огромные вздыбленные массы сжатого льда плыли мимо, гонимые ветром и течением, вращаясь и раскачиваясь на волнах, катящихся вдоль кромки ледяного припая. Меня, главное, беспокоило то, что мы промокли и, возможно, некоторое время будем оставаться отрезанными, не сменив одежды, при низкой температуре. Пока что температура была еще высокая – минус 0, 5°, но, если бы она сильно понизилась, наше положение стало бы действительно тяжёлым.
В то время как я обдумывал, где найти укрытие и в каком из сотен ящиков, сложенных на берегу, у подошвы шельфового ледника, может лежать запасная одежда, люди сохраняли тепло в достаточной мере, таская сани, откапывая завязшие тракторы и вытаскивая ящики из становящегося все более глубоким слоя воды со снегом.
Когда судно оборвало последний канат, было четверть шестого; без четверти шесть чей-то крик заставил меня обратить внимание на море, где внезапно таинственно и беззвучно сквозь снежную бурю возник «Терон». Сначала появился нос и фок-мачта, затем постепенно все судно выступило как призрак из разрыва, образовавшегося в белой стене, оградившей все вокруг. Несколько мгновений люди на льду смотрели на судно, потом снова взялись за свою работу, как будто не интересуясь им, и я увидел, что их нужно поторопить: было ясно, что капитан Маро не сможет удержать «Терон» у края льда. Действительно, первые слова, которые он прокричал, были: «Всем придется подняться на борт на ходу судна!» Осторожно, рассчитывая каждый момент, Маро подвел «Терон» к краю льда, протискиваясь между двумя громадными дрейфующими массивами, и подошел вплотную к прежнему месту высадки. С борта свисали все веревки и трапы, какие команда смогла набрать, и по ним мы стали карабкаться, пока «Терон» скользил мимо.
Одна веревка была сброшена на лед с носа судна. Ее схватил Гордон Хэслоп, но, когда он начал по ней взбираться, веревка повисла под бортом носа, и Гордон оказался подвешенным над бушующим морем, не будучи в состоянии перебраться через нависающий выступ. К счастью, двое из нас успели ухватить конец, пока он еще не упал в воду, и сумели втащить болтающиеся ноги Хэслопа назад, на неподвижный лед.
В трудное положение попал еще Рой Хомард, который, вскарабкавшись на борт, оказался стоящим на фальшборте у возвышающейся перед ним вертикально стенки ящика самолета. Он вынужден был оставаться в этом неустойчивом положении, в то время как судно отходило от края льда, до тех пор, пока мы смогли добраться до него сверху, с ящика, и вытащить его в безопасное место.
Теперь на борту находились вся команда и 14 членов экспедиции, остальные пять остались наверху, на строительной площадке. Эти пятеро были Дэвид Стреттон, Ральф Лентон, Дэвид Пратт, Боб Миллер и Питер Джеффрис. Так как держать судно у кромки льда было невозможно, Маро отошел в море. Судно управлялось с помощью радара: дрейфующие ледяные поля и пятна чистой воды были ясно видны на экране. Хотя я знал, что оставшиеся на берегу люди будут переживать неприятное время, я не слишком беспокоился о них, так как у них были палатки и машины, в которых можно было укрыться, и большое количество продовольствия и топлива, сложенных во временных складах. Да мы и не могли ничего сделать; поэтому я посоветовал всем поесть и отправиться сразу спать, чему все были очень рады.
В четверть одиннадцатого меня разбудил капитан Маро и сообщил, что с севера надвигается лед и нам нужно идти на восток или на запад.
Изучив картину на экране радара, мы с ним сошлись в том, что лучше будет идти в большую замкнутую акваторию к северу и западу от надвигающегося сейчас льда. Когда судно пробилось через узкую полосу очень тяжелых ледяных полей, мы с облегчением почувствовали, что оно мается на больших волнах, так как это значило, что к северу есть обширная область чистой воды. Всю ночь мы попеременно то дрейфовали, то шли вперед средним ходом, стараясь держаться в отдалении от береговых льдов, у которых скапливалось все больше ледяных полей, пока наконец между судном и местом высадки не оказалось две мили пакового льда.
На следующий день северный ветер продолжал дуть до 3 часов дня, затем перешел сначала на северо-западный, а потом задул с юга. В 4 часа судно уже пробиралось к кромке льда при непрерывном снегопаде. Как будто чудом большое скопление пакового льда медленно ушло в сторону, и капитан Маро подвел «Терон» к прежнему месту высадки. С каким облегчением, приближаясь к нему, мы увидели движущиеся среди машин фигуры людей, собак и груды припасов.
До того как судно оборвало швартовые канаты, я часто осматривал узкие трещины, уходившие в лед от его кромки, но ни одна из них не «дышала». Я поэтому был в общем уверен, что массового отрыва льда не будет. Но видя только экран радара, наблюдая на нем смутную картину дрейфующих и скапливающихся ледяных полей, я стал испытывать неприятные сомнения. Правда лед был большей частью толщиной 12 футов , а по кромке припая мы видели лед до 20 футов и даже более, но и такой старый лед может взломаться под действием волн и шторма вроде того, какой мы испытали. Подойдя на расстояние, с которого можно было окликнуть людей на берегу, мы увидели Боба Миллера, крутившего ручку воображаемого киноаппарата, направленного на судно и будто бы поставленного на треногу для фотоаппарата, которую мы бросили, когда бежали на судно. В следующую минуту Дэвид Стреттон, пускавший красные опознавательные сигналы, крикнул нам: «Угадайте, что у нас было на завтрак?»
Все они были в хорошем настроении, несмотря на то, что провели довольно трудную ночь. Выяснилось, что их отряд пытался добраться до судна, но, несмотря на шесты вдоль дороги, они потеряли ее в низовой метели, еще не дойдя до кромки шельфового ледника, и вполне разумно сели и стали ждать улучшения видимости. Довольно трудно пяти человекам с радио и другими принадлежностями поместиться в «Уизеле», не говоря уж о том, чтобы пытаться поспать несколько часов при температуре ниже нуля. Время от времени они включали электропечь, но оказалось, что от нее делается слишком жарко, а потом, когда ее выключали, опять страшно холодно. Каждые четверть или полчаса машину передвигали на один-два ярда, чтобы большие прицепные сани не занесло так, что их нельзя будет стронуть. Через четыре часа условия улучшились настолько, что они нашли дорогу вниз, к морскому льду. Тут-то они узнали, что судно ушло и что на неопределенное время они предоставлены самим себе.
Два или три часа они продолжали брошенную нами работу по спасению запасов, но затем вернулись на строительную площадку и набились в маленькую каморку, сооруженную накануне из нескольких ящиков как укрытие на время перерыва для еды. Теперь они обнаружили, что пятерым в этом помещении очень тесно; когда они закутались в объемистые полосы стекловаты, то вынуждены были лежать чуть ли не друг на друге. К трем часам утра холод и беспокойная ночь стали невыносимыми; поэтому они сварили себе горячее питье из сахара и молочного порошка, а на завтрак приготовили рагу из сардин, помидоров и сахара, перемешав все это в одной консервной банке.
После такой роскошной трапезы они почувствовали себя лучше и, видя, что ветер значительно ослабел, поставили три палатки для использования их в будущем, а затем спустились вниз, на морской лед, чтобы продолжать спасение запасов. Это было в 10 часов утра; семь часов спустя они увидели «Терон», выходящий из-за пелены падающего снега и медленно двигающийся к старому месту причала.
Впоследствии я узнал, что при обсуждении нужных и возможных направлений деятельности у береговой партии и у нас на судне возникали почти одни и те же мысли, но только эти пятеро мужчин, оставшиеся на берегу, знают, что они подумали, когда обнаружили исчезновение «Терона»; нам-то они ничего не сказали, и наше возвращение было принято как вполне естественное.