Через тернии – в загс!
Шрифт:
Не удержавшись на ногах, Смоленский грохнулся в собственном коридоре. Эмма округлила глаза и бросилась на помощь. Ковалевская стонала от удовольствия, вцепившись в профессора мертвой хваткой.
– Отпустите чужого мужчину! – Эмма безрезультатно трясла ворох тюля и кружев. – Я говорю вам, что я против! Вы слышите, Софья Владленовна, я против того, чтобы у вас с профессором были длительные и страстные отношения. Я против!
– Что вы говорите?! – обрадовался Смоленский, пытаясь скинуть с себя Софью Владленовну. – Эмма Олеговна, Эмма! Повторите то, что вы сказали, еще раз.
– Глупости какие, – пожала плечами та, – я не вам говорила, а ей.
– Скажите мне, – потребовал профессор, – переборите свою гордость! Хотите, я сам все скажу?!
– Ничего не говори, – прошептала Эмма, – потом, не сейчас, в следующий раз.
– А он будет, этот следующий раз? – Смоленский встал, потирая ушибленный затылок.
– Будет, – с жаром пообещала Эмма, отступая назад.
– Тогда я приглашаю тебя на юбилей моей мамы! – выпалил Смоленский и схватил ее за руку. – Поедешь со мной?
– К твоей маме? – изумилась Эмма. – Знакомиться с твоей матерью? А если я ей не понравлюсь? Это настолько неожиданно. Хорошо, пусть это будет свежей струей.
– Хочу в душ! – заявила Ковалевская, пытаясь подняться.
– Ее нужно отнести домой, – сказала Эмма, глядя на бессмысленные попытки нетрезвой дамы.
– Домой, – обрадовалась та, – мне надо домой. Сейчас придет внук, я должна прочитать ему лекцию о вреде алкоголя. Где мой алкоголь? Вы выпили мой алкоголь?! – Она подняла с пола пустую бутылку. – Негодники, – прошамкала Ковалевская и запустила в них пустой тарой.
– Она становится опасной для окружающих, – заявил Смоленский, подхватив Ковалевскую под мышки. – Держите ее за ноги и осторожно двигайтесь вперед, – приказал он Эмме, и они дружно потащили соседку к выходу.
– Вот видишь, – сказал, подмигивая, Смоленский, – как у нас с тобой все хорошо получается, мы практически единый организм, который тащит другой организм.
– Ты так думаешь? – Эмма улыбнулась и отпустила ноги Ковалевской. – Дальше ступеньки. Или воспользуемся лифтом?
– Лучше ступеньки, – ответил Смоленский, – я боюсь с ней в лифте застрять. Вообще-то, – он игриво обратился к Эмме, которая снова подхватила конечности соседки, – я ничего не боюсь. Кроме пьяных дам, хватающих меня за галстук. Я такой храбрый, сильный…
– Ой! – взвыла Ковалевская.
– По вашей милости, Павел Павлович, – пропыхтела Эмма, – она бьется попой о ступеньки.
– Нет, Эмма Олеговна, это вы слишком высоко задрали ей ноги.
– Бросьте меня здесь, – простонала Ковалевская. – Бросьте на погибель.
– Софья Владленовна, – укорил ее профессор, – вы же практически тезка такой великой женщины, а какие слова говорите! Не бойтесь, профессор Смоленский еще никого не бросал! – Он обратился к Эмме: – Это я говорю совершенно искренне, жена бросила меня сама. Но я хороший.
– Что вы говорите, – кряхтя от тяжести, произнесла Эмма.
– Правду и только правду! – заявил Смоленский и присягнул рукой на предполагаемой Библии.
– Ой! – взвыла Ковалевская, которую в очередной раз уронили.
– Ой! – взвизгнул от неожиданности ее внук, открывавший в этот момент дверь в свою квартиру. – Бабуля?!
– Да, милый, – простонала та, – это я, твоя падшая бабушка. Давай завязывать с зеленым змием вместе.
– Так мы договорились? – Смоленский прислонился к двери Эммы Олеговны. – Поедете со мной на юбилей?
– Раз уж начали на «ты», – предложила она, – давайте и дальше.
– Давайте, давай. Так каким будет ваш ответ?
Глава 11
На ее пути попалась роковая женщина!
Максим стоял у раскрытого окна, курил. И с тоской смотрел в ночь. Когда он переживал, его карие глаза темнели еще больше и становились похожими на два омута, в которых погибала Алла. Она подошла к нему и обняла за талию.
– Ты роковая женщина, – затушив сигарету, произнес Емельянов.
– Красивая? – не поняла Алла.
– Нет, роковая, – повторил Емельянов и поцеловал ее.
– Это еще ничего не значит, – успокаивала подругу Татьяна. – Роковая – это не женщина-вамп. Разве можно такое перепутать?! Если он назвал тебя «роковой», то, считай, в очередной раз признался в любви. Емельянов и назвал тебя роковой потому, что уйти от такой женщины все равно, что бросить мать родную.
– Чур меня, чур, – отмахнулась Алла, – он никогда не говорил о своей матери, и я так надеюсь, что Емельянов – сирота! Вторую свекровь я не перенесу.
– Глупости, если и она окажется роковой женщиной, то вам легче будет договориться. К тому же, возле таких, как вы, постоянно вьются мужчины. Заметила? Ты же у нас без кавалеров ни на одной вечеринке не сидишь. Другое дело, что у тебя с ними не все складывается так гладко, как хотелось бы.
– С Емельяновым складывается, – Алла приложила руку с огрызком яблока к виску и мечтательно задумалась. – Все так хорошо складывается, что даже страшно. Только иногда он вспоминает Эмму и грустит.
– Очень хорошо, – сказала подруга, – что грустит. Это говорит о том, что он ответственный мужчина. В нем еще остались остатки совести. Можешь себя успокаивать тем, что когда он бросит тебя, то тоже станет иногда грустить.
– Вот спасибо, – обиделась Алла, возвращая огрызок на место, – успокоила.
– Не дуйся. Ты затронула интересную тему, сиди и слушай. Эмме просто не повезло. И знаешь, Аллочка, почему?
– Почему ей не повезло? Потому что на ее пути попалась я и отбила Емельянова.