Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле
Шрифт:
— Ты поможешь? – спросил, не вдаваясь в объяснения.
Не знаю, что он прочел в моих глазах: решимость, мольбу или уверенность в силе товарищества? Он лишь молча пожал мне руку в знак согласия.
На следующий день, ближе к вечеру, нужный пистолет оказался у меня.
— Я тебе, брат, такую штуку притащил – ахнешь! Небось, подобного на ваших островах и не видывали. Самый современный образец. Переделочный пистолет 31-го года из флотского Арсенала, – он с гордостью продемонстрировал мне нечто монструозное. И пояснил. – Моряки подарили. Абордажный.
Дмитрий
— Дааа… Я дам вам парабеллум, вы будете отстреливаться, – мой новый ляп извиняло лишь мое ошеломление. Все же я надеялся на нечто покомпактнее.
— Так и думал, что ты будешь в восторге. Para bella, готовься к войне… Вы так называете на своих островах мощное оружие? Ну, понятно: у вас еще в ходу, наверное, дедушкины пистоли с колесцовыми замками и зарядицы, порох отмерять. Нет, брат, тут все иначе. Настоящее мастерство! Плюс флотская смекалка. Смотри.
Дмитрий слегка выдвинул шомпол из ложа, а затем ловко развернул ту самую странную планку на 180 градусов: теперь шомполом можно было точно попасть в дуло, в которое можно было легко всунуть указательный палец. Заставив шомпол свободно повиснуть под дулом, он вытащил из кожаной коробки бумажный продолговатый фунтик.
— Видишь, как удобно! Шомпол всегда под рукой – не потерять! Берем бумажный патрон, скусываем, подсыпаем на зарядную полку, немного сыплем в дуло и загоняем его шомполом до упора. Взводим замочную доску. Все, запальник прикрыт крышкой-огнивом, пистолет готов к стрельбе. В основе стандартный солдатский пистолет образца 1809 года, но все по уму доведено до совершенства.
Цикалиоти, конечно, патрон не «скусывал» и в ствол не загонял, все показывал теоретически, пальцами. Считать его демонстрацию полноценным инструктажем не пришло бы в голову и «черному прапорщику». И что это за фунтик? Где, черт побери, пуля?
— Пуля в бумажном кульке? – решил на всякий пожарный уточнить.
— А где же еще? – удивился студент. – А, понял? Вы по-прежнему еще отливаете пули вручную? Нет, брат, шалишь. В русской армии о том давно забыли. Правда, бумажный патрон вручную изготавливают прямо в частях. Но у флотских все четко: меры пороха соблюдены до десятой доли золотника, клейстер сварен по всем правилам, бумага, она же пыж, нужного качества.
От обилия названий голова шла кругом. Но ведь не спросишь: на кой ляд нужен клейстер?! На всякий случай уточнил:
— Сколько пороха в патроне?
— Облегченный тип, 1.25 золотника или 5.25 в граммах мушкетного пороха. Вот тебе лядунка, – студент протянул мне кожаную прямоугольную коробку с плоской крышкой. – Тоже флотская, без капли металла, чтоб не ржавела. Тут двадцать патронов, думаю, тебе хватит.
Я кивнул, принимая коробку в
— Это белые кремни, самые лучшие. Все проверил. Заточены правильно, трещин нет. Не забывай про кожаные прокладки, когда будешь устанавливать.
Понятно, что ничего не понятно. Куда эти кремни пихать, догадаться несложно: есть специальный винт, который их зажимает. Но как стрелять из этой «мортиры», чтоб без руки не остаться? Стоило мне взять пистолет в руки, как я почувствовал его тяжесть. Килограмма полтора, не меньше! И ручка непривычно скошена. Чтобы удержать пистолет, приходилось неестественно выгибать кисть.
С видом профессионального торговца оружием где-нибудь в Техасе, Цикалиоти завершил свою презентацию, протянув мне длинный кожаный чехол грушевидной формы.
— Кобура. Между прочим, турецкое слово! – студент остался верен своим привычкам. – Покойный наш император повелел так называть ее в войсках. Накидной клапан сверху защищает от попадания брызг соленой воды. Надевается на ремень, который носят через плечо, ибо два килограмма на поясе не потаскаешь. Все!
Он удовлетворенно выдохнул, помог мне пристроить пистолет в кобуру и всю амуницию закатать в ткань, чтобы у посольских не было лишних вопросов.
— Не думаю, что это хорошая идея таскаться с пистолетом по ночному Константинополю во время праздника. Я тебе небольшой нож прихватил, с ним как-то сподручнее в толпе. Но тебе виднее.
Он сунул мне в руку нож с костяной ручкой, без гарды и в кожаном чехле.
— Бичак, – снова пояснил студент, – обычный нож для разделки скота, можно рубить или колоть.
Я от души поблагодарил и даже приобнял. Он отстранился, пару секунд смотрел мне в глаза, словно не решаясь что-то сказать, попрощался и убыл.
Я отправился в церковь.
Оставив сверток у входа, прошел внутрь, привычно перекрестился, нашел взглядом Фалилея и глазами показал ему на выход. До службы еще не скоро, можно и пошептаться.
Спустились вниз, прошли вглубь сада, где ранее присмотрел потайную лужайку с одинокой скамейкой, кем-то здесь установленной. Уселись. Помолчали.
— Как тебе на новом месте? Не обижают? Работа нашлась?
— Trudnik, – еле выговорил Фалилей незнакомое слово.
— Трудник? – переспросил я по-русски. И снова перешел на турецкий. – В церкви работаешь?
Фалилей кивнул и улыбнулся так радостно и светло, что стало понятно: человеку хорошо, он нашел место, где ему тепло.
— Как же ты с отцом Варфоломеем общаешься?
— Барталомевос показать, Фалилей делать, – греку нетрудно догадаться, что так он называет батюшку.
— Барталомевос учить, – еще раз повторил Фалилей.
— Мне нужна помощь, Фалилей, – и подражая его речи, добавил. – Фалилей учить.
Я положил перед собой сверток на землю и развернул. Абордажный пистолет предстал нашим глазам во всей своей суровой «красоте».