Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле

Greko

Лавочник рассмеялся, шутливо погрозил мне пальцем.

— Аааааа! Я так понимаю, тебя ждет сладкая ночь?

— Что «сладкая» – без сомнения, – я поддержал его смех. – Что «ночь», увы, не уверен. Но очень хотелось бы.

— Ах, молодость, молодость... – повздыхал старик и решил преподнести мне урок мудрости. – Никогда не отказывайся от таких возможностей, пока молод и свободен. Станешь, как я, всегда будешь корить себя за то, что упустил.

— Хорошо! – я с легкостью согласился.

Тигран

некоторое время смотрел на меня, оценивая, насколько я усвоил урок, и насколько я честен в своем обещании. Остался доволен.

— Значит, боснийка? – хитро прищурился Тигран. И вдруг. – Уж не жена ли она Селим-бея?

Я похолодел от ужаса и уже костерил себя на чем свет стоит за свой длинный язык.

«Ну, вот сейчас-то его тебе и отрежут! – подумал со злорадством. – И моли Бога, чтобы только этот язык, а не тот, который тебе не подчиняется при виде Малики! Сходил, блин, за хлебушком, ебака»!

Тигран и в этот раз остался доволен моим видом. Рассмеялся.

— Друг, мой, неужели ты мог подумать, что я выдам тебя?!

Я опустил глаза.

— Ай-яй-яй! – старик покачал головой, и выставил вверх указательный палец правой руки. – Тигран никогда не выдавал друзей! Это, во-первых. А, во-вторых, даже если бы я не был твоим другом, я все равно не сделал бы этого. Более того, когда я закрою лавку, то пойду в церковь и поставлю свечку за твое здоровье! Чтобы этого здоровья тебе хватило на всю ночь!

— Почему?

— Потому что даже для турка Селим-бей – редкая сволочь и гад! – Сейчас в Тигране трудно было узнать добродушного старика-лавочника: челюсти сжаты, лицо суровое. – Он столько плохого сделал для моих соплеменников... Так что ты сейчас отомстишь за нас! Как же мне не поставить свечку за твое здоровье?!

— Только я очень прошу тебя, Тигран... – мне не пришлось заканчивать свою просьбу.

— Тигран – не болтун! Успокойся. Никто не узнает об этом. Но ты же позволишь мне рассказать своим тогда, когда уже никому не будет угрожать опасность?

— Договорились! – прежнее веселое настроение вернулось ко мне.

— Мы угостим твою боснийку лучшим, что у меня есть! – ликовал старик.

Тигран тут же достал короб. Аккуратно укладывая туда сладости, давал пояснения.

— Это – хурмашица, жареный в масле коржик. А это – кадаиф из тончайших высушенных полосок теста. Чем полоски тоньше, тем вкуснее кадаиф, начиненный орехами и пропитанный сиропом. Как и с хурмашицей, так и с кадаифом, важно соблюсти меру и не позволять им утонуть в сиропе!

Я кивал в ответ на его объяснения.

Тигран накрыл короб плетеной крышкой. Задумался.

— Послушай меня, Коста. Сладости – это хорошо. Но, поверь мне, как только ты пару раз наведаешься в сладостный сад, вам обоим захочется так есть, как хочется есть только очень голодным людям! И сладости тут уже не помогут!

Старик достал другой короб.

– Вот тебе еще баранина, хорошая, в меру жирная, весенняя зелень и лепешки. Будешь меня ночью вспоминать и благодарить!

Я не стал дожидаться ночи, бросился благодарить тут же.

— Смотри, – напутствовал меня старик напоследок, – старайся! Не подведи нас!

Я пообещал.

...Влетел во двор. Тут же увидел Ахмета, сидевшего за столиком. Албанец, привстав, посмотрел на меня. Мне сразу все стало понятно. Улыбка сползла с моего лица. Последние несколько шагов к нему я делал на ватных ногах.

— Что случилось? – надежда еще теплилась.

— Давай помогу, – вместо ответа Ахмет протянул руки за коробом.

Забрал один из коробов.

«Этот со сладостями», – подумал я.

Ахмед поставил короб на столик. Протянул мне сложенный листок бумаги.

— Тебе, – в глаза мне старался не смотреть.

Я взял листок. Ахмет в это время забрал и второй короб.

«А этот с бараниной, – подумал я, открывая листок. Записка была на греческом.

«Не придется, к счастью, никого просить прочитать, позаботилась».

Я уже точно понимал, что будет написано на листке. Поэтому скользнул наискосок, вычитав главное.

"...Свет очей моих... Муж уезжает... Я должна... Никогда не забуду... Любимый..."

— Когда они уехали? – я поднял глаза от записки, обращаясь к Ахмету.

— Час назад.

— Час? – я залился истерическим хохотом. – Всего час?! Мы успеем! Ахмед, умоляю тебя! Давай, поскачем за ними! Они же медленно едут. Это же караван! Мы успеем! Ты мне поможешь! На всю жизнь буду твоим должником! Пожалуйста, Ахмет!

— Коста, послушай меня...

— Я уверяю тебя, успеем!

Ахмет влепил мне пощечину... Я замолчал, стараясь изо всех сил сдержать слезы.

— Отпусти её... – мне показалось, что и Ахмет сейчас пытался сдержать слезы. – Иначе жизни не будет.

— Откуда ты можешь это знать?

Ахмед горько усмехнулся.

— Я жену потерял, когда она рожала первенца...

— А ребенок?

Ахмет отрицательно покачал головой. Потом указал на стоявший на столе кувшин.

— Ракы, – коротко пояснил.

Потом развернулся.

— Отпусти, – произнес еще раз, и ушел, оставив меня одного посреди двора с белым листком в руке.

Я сделал шаг к столу, взял кувшин. Сделал большой глоток.

«Как началась история с моей царицей, так и заканчивается: большим глотком ракии!»