Черная акула
Шрифт:
— Какой фраерок? — не понял Алексей.
— А, да ты же ничего не знаешь. Проскурин в двух словах рассказал Алексею о своей стычке на площади у автовокзала. Алексей хмыкнул и удивленно покачал головой.
— И правда, странно. Не похоже на них. Во всяком случае, до этого они действовали — будь здоров. Гнали меня как зайца. Передохнуть не давали.
— И на старуху бывает проруха. Да и мы не лаптем щи хлебаем, — философски заметил Проскурин, сворачивая на еще более узкую дорожку. Собственно говоря, это даже и не дорожка была. Больше походило на подъезд к огородам. «Пятерка» с трудом проползла оставшиеся двадцать метров и остановилась у речки, напротив неказистого деревянного мостика.
— Ну что? — Проскурин, прищурившись, поглядел на Алексея.
— Узнаешь?
— Точно, — согласно кивнул тот. — Здесь-то я и бултыхнулся.
— Ничего себе, братец, ты плыл. — Фээскашник уважительно посмотрел на попутчика. — Километров, по-моему, двенадцать, а то и побольше. Да в ледяной воде. Молодец! Как только жив остался, не пойму.
— Вот
— Ты брось. — Проскурин ободряюще подмигнул. — Сейчас мы этот лесок объедем, посмотрим на аэродром, и я тебя прямиком на больничную коечку доставлю.
— Может быть, лучше мне с тобой покататься? — В глазах Алексея проскользнуло что-то похожее на тревогу. — Боязно мне, майор. Люди Сулимо меня и в милиции вычислили, и в электричке потом достали. Так что вполне могут и больницу разыскать.
— Ха-ха, это дулюшки. — Проскурин зло усмехнулся. — Тут больниц — до хрена и больше. Им месяц придется копаться. У нас же, знаешь, как справочная работает. Никто ни про кого ничего не знает. И определим мы тебя в отдельный уютный боксик. Я вечерком наведываться буду, приглядывать. А днем сунуться они не решатся. Объяснять ведь придется: кто такие, откуда, зачем ты им. Тут Проскурин осекся. Он вспомнил про классные документы и прикинул, что, вполне возможно, у широкоплечих горилл есть в запасе еще какая-нибудь грандиозная каверза. Скажем, второй комплект корочек: МВД или местное отделение милиции. Допустим, приходит днем человек из угро и заявляет, что хотел бы снять с раненого показания. Врачам ведь, по большому счету, все равно, а тут как-никак представитель власти. В случае особой надобности этим ребятам и постановление прокуратуры о допросе могут состряпать. Наверняка у них база где-то поблизости. Куда-то же они дели самолеты. Смотаются, возьмут новый комплект фальшивых документов и в больничку. А там, ясное дело, охрану не выставишь. Тут уж что-нибудь одно: или тайна, или пост. Трясясь по ухабистой дороге, Проскурин думал о том, что шансов у них, оказывается, даже меньше, чем ему показалось на первый взгляд. Он потер шею, оценивая ситуацию. Если верить рассказу летчика, — а с чего теперь ему не верить? — то парни эти, кем бы они там ни были, реагировали на обстановку моментально. Вылез Семенов из этой своей речки-вонючки, добрался до хижины деда, — ну, скажем, за все про все двадцать минут, пока обсох, поел, пока дед сбегал за милицией, да в милиции еще полчаса, итого час, — а тут уж и гости на пороге. Да не просто так, а с автоматиками. Явно знали, куда шли. Утечка информации скорее всего шла из самого отделения. Люди позвонили проверить, действительно ли Семенов Алексей Николаевич — летчик, да что с ним случилось, да трали-вали. Ну а там, пока разводили всю эту бодягу, кто-то звякнул кому надо. Значит, минут за пятнадцать-двадцать хлопчики успели собраться, запрыгнуть в вертолет и долететь до точки. Шустрые, как кролики. Впрочем, все могло быть совсем не так. Семенова Алексея Николаевича вполне могли выследить, пустив по берегу разыскную собаку, а затем вызвать «чистильщиков». Но какому профессионалу придет в голову, что нормальный мужик, не спортсмен, полночи пропехав через лес и получив серьезную рану, сумеет проплыть в ледяной воде без малого двенадцать километров и не умереть от переохлаждения, потери крови и прочей напасти? Стало быть, дальше… Скажем, пустили по его следу нюхача. Прошелся он по берегу, отыскал следы, выяснил, в какую хату Семенов вошел. Казалось бы, чего проще, заходи следом и кончай и летчика, и старичка. Уж если они так запросто пристукнули двоих милиционеров и тяжело ранили третьего, со старичком бы у них вообще никаких проблем не возникло. Но они вызывают вертолет. Зачем? А затем, ответил сам себе Проскурин, что к моменту появления этого самого нюхача Алексея либо забирали, либо он уже сидел в отделении. Выходит, за все про все минут пятнадцать понадобилось ликвидаторам, чтобы до городка добраться. Любопытно. Проскурин хмыкнул и повернулся к Алексею. Тот сидел обмякший, словно мешок с мякиной. Руки как-то очень неестественно свисали между сиденьями, лицо побледнело и покрылось крупными горошинами пота. Майор даже испугался сперва, что попутчик умер. Он немного сбросил скорость и коснулся плеча Алексея. Тот моментально открыл глаза и незряче уставился перед собой.
— Что, уже приехали?
— Да нет еще пока. Слушай, я у тебя уточнить хотел, сколько ты в этой милиции просидел?
— А-а… — Алексей вновь закрыл глаза, голова его начала клониться на грудь, но он тут же взял себя в руки, встряхнулся. — Минут двадцать пять, может быть, тридцать.
— Значит, двадцать пять — тридцать? Так-так. Выходит, взлетали они с какой-то вертолетной площадки в радиусе не больше двадцати пяти километров. База скорее всего там же. Найдешь базу — найдешь и самолеты.
— Ну-ка, мил человек, — пробормотал он, наклоняясь вперед и разглядывая шоссе через лобовое стекло, — посмотри-ка. Вправо от основной магистрали отходила широкая асфальтовая дорога, перекрытая деревянными дорожными козлами, на которых виднелись таблички: «‹P9M›ВНИМАНИЕ! ВЕДУТСЯ ДОРОЖНЫЕ РАБОТЫ! ПРОЕЗДА НЕТ!‹P255D›.» Даже не особенно приглядываясь, майор отметил, что ширина асфальтового полотна метров десять, не меньше. Да еще и деревья вырублены по обе стороны метра на три-четыре. «МиГу» сесть хватит с запасом.
— Смотри, то место? Алексей мутно оглядел дорогу и пожал плечами.
— Не знаю, темно было. Может быть, и то.
— Ну, брат мой, дальше ты не убежал бы. Тут и марафонец задохнется: посадки, пересеченная местность, ночь, снег. Нет, старик, больше ты не прошел бы. Так что тут-то вы и садились, если, конечно, ты чего-нибудь не напутал. Алексей не ответил, только снова дернул плечом. Ему сейчас было безразлично, ошибся он или нет.
— Ну-ка, подвинем-ка эту баррикаду к едрене фене. Проскурин выбрался на улицу, отодвинул козлы и погнал «пятерку» по новенькому шоссе. Километра через полтора полотно оборвалось. Просека, правда, уходила еще дальше. От посадок доносился рев машин, визг пил, иногда треск валящегося хлыста и дикий шум веток. За серыми коробками бытовок мелькали желтые тела бульдозеров, вальщиков, трелевщиков. Тут же, по-нищенски вытянув согнутую железную «руку», застыл апельсиново-оранжевый экскаватор, возились дорожные рабочие в осенне-рыжих спецовках и такого же цвета касках. У каждого на спине белой краской было выведено «АКОР», а чуть мельче — «Дорожные работы». Проскурин притормозил и кивнул Алексею.
— Посиди-ка тут, а я разберусь. Алексей стряхнул с себя дурноту, как хорошо выспавшийся человек отгоняет остатки последнего сновидения. Он мог бы поклясться, что именно на эту дорогу и садились самолеты, но сейчас тут не было ничего: ни капониров, ни кунгов, ни антенн, ни прожекторов. Только дорога, посадки да бригада рабочих. Никаких признаков присутствия военных машин. Абсолютно чисто. Алексей медленно, сдерживая бьющийся в горле кашель, набрал полную грудь воздуха, а затем с трудом нажал на ручку дверцы. Проскурин, не замечая действий попутчика, продолжал шагать к бытовкам, а навстречу ему уже двигался высокий худой парень в костюме-тройке и такой же, как и на остальных, золотисто-рыжей каске с надписью «АКОР». И орал что-то парень, зло взмахивая руками и указывая куда-то в сторону шоссе. Он брызгал слюной, а Проскурин шел на него, как «Титаник» на айсберг, спокойно и уверенно. Его мускулистые руки чуть-чуть покачивались, и Алексею в эту минуту подумалось, что фээскашник сейчас подойдет к парню и резко, не размахиваясь, ударит его под дых. Но ничуть не бывало. Майор остановился, достал из кармана удостоверение, продемонстрировал прорабу и о чем-то спросил, судя по лицу, ледяным тоном. Парень нервно улыбнулся, сказал что-то примирительно и начал объяснять. Руки его порхали по-дирижерски, жили своей особой жизнью, отдельно от подобострастно согнутого в пояснице тела. Оперевшись локтями о крышу «пятерки», Алексей огляделся. Сейчас, когда его взгляд не уловил привычных ориентиров, он не мог толком сообразить, в какой точке полосы самолеты коснулись асфальта шасси, в какой момент остановились и где всего две ночи назад стояли капониры. Он продолжал озираться, прикидывая в уме, что-то высчитывая, бормоча себе под нос:
— Так… пробег… примерно тут. Тормозные парашюты… здесь встали. И до кунгов метров пятьдесят. Ну да… Оглянувшись, Алексей наметил какую-то видимую только ему точку на обочине трассы и поплелся к ней, пошатываясь, коченея от легкого теплого ветерка, казавшегося ему злобным ледяным ураганом. Он благополучно добрался до обочины, тяжело опустился на корточки и почти сразу наткнулся на то, что искал. Два ряда четких, идеальной формы кружков и дальше еще несколько неполных отпечатков-полукружий, вмерзших в землю. Два ряда по четыре. Затем продольные полосы чистого грунта и еще два ряда по четыре. Затем еще и еще. Потом они оборвутся, а метров через семь начнутся новые. Значит, все-таки не приснилось, не сошел он с ума. Алексей с трудом выпрямился, опершись о колено здоровой рукой. Внезапно закружилась голова, его повело в сторону, он пошатнулся, но удержался на ногах и побрел обратно к машине. Проскурин продолжал расспрашивать прораба быстро, деловито, а тот, побледневший, не слишком уверенный, объяснял, объяснял… Майор кивнул, похлопал парня по плечу, прошелся вдоль обочины, присел, осмотрел грунт, пощупал песок, поковырял пальцами асфальт, задумчиво глянул в сторону посадок, поднялся и быстро зашагал к машине. Плюхнувшись на переднее сиденье, Алексей оставил дверцу открытой и наслаждался свежим воздухом, вливающим в тело свою природную энергию. В глазах плыло, поэтому он не заметил, как Проскурин подошел, уселся на переднее сиденье рядом с ним и захлопнул дверцу. Фээскашник посмотрел на Алексея, буркнул ворчливо:
— Чего вскочил-то, деятель? Давай закрывай дверь, салон выстудишь. Потом за полчаса не согреешься.
— Что говорят-то? — устало спросил Алексей, уставясь на него все таким же мутным, плывущим взглядом.
— А ты не догадываешься? Говорят: ни о каком аэродроме слышать не слышали. И вообще они здесь дорогу строят.
— Ты его спросил?..
— Что? Кто здесь был в ночь на тридцать первое? Да никого не было. Технику они оставили, как и всегда оставляют, в конце дороги. Разошлись часов в пять. Вернулись на работу только сегодня утром.
— И что?
— Да ничего, — размышляя о чем-то своем, буркнул Проскурин. — Пустенько. Никаких тебе кунгов, никаких самолетов, ни людей, ничего. Правда, говорят, уходили — куча гравия вон там, на обочине, была небольшая. Вернулись — нет кучи. Спер кто-то. Но бригадир сказал: не жалко. Там гравия оставалось — за десять минут в две лопаты перекидать можно.
— А что, ты и про самолеты спросил? — усмехнулся Алексей и сам удивился тому, что еще в состоянии усмехаться.
— Юморишь? — посмотрел на него фээскашник. — Ну-ну, молодец. Раз юморишь, значит, живой еще.