Черная часовня
Шрифт:
Сапоги – возможно, две пары, – продолжали медленно обходить сцену.
И вдруг внезапный треск! Сердце от испуга едва не выскочило у меня из груди, срывая прикрепленные к лацкану часы. Но крайнее отчаяние помогло удержать самообладание. У меня не дрогнул ни один мускул.
Человек обогнул меня справа и вышел вперед. Я чувствовала движение между мной и живописным задником панорамы, но в силу близорукости не могла четко разглядеть преследователя. Он казался всего лишь размытым пятном, как и остальные фигуры, и мне не составляло труда не мигая таращиться на капитана.
Возможно,
Я услышала, как одна пара сапог спустилась по задней винтовой лестнице. Другая остановился где-то позади меня. И вдруг неизвестный преследователь направился прямо ко мне, пройдя мимо плеча капитана. Я старалась не моргать и задержала дыхание.
Человек потянул руку – я едва подавила желание отпрянуть – и смахнул пыль с капитанского плеча, а потом внезапно выбил трубку из его руки.
Грохот, сопроводивший ее падение на пол, мог бы с таким же успехом прозвучать на другой планете, столь мало я уделила ему внимания.
«Будь абсолютно неподвижной, – приказала я себе. – Ты статуя. Ты не можешь шевелиться».
Еще один удар, и трость, выбитая из моей руки, вращаясь, полетела по деревянной палубе.
Я продолжала усердно обхватывать рукой пустое пространство, изо всех сил стараясь, чтобы пальцы оставались неподвижными.
Напряжение было невероятным.
Мужчина вздохнул, я почувствовала на ресницах его теплое дыхание.
Развернувшись на каблуках, он неожиданно приблизился к паре, возлежащей на шезлонгах на «палубе», и крутанул женщину. Восковая фигура соскользнула и медленно упала на пол.
Человек издал звук, похожий на невнятное проклятье, и исчез. На металлической лестнице вновь послышался звук спускающихся шагов.
Я позволила себе медленно выдохнуть и вдохнуть снова.
Но по-прежнему не двигалась с места.
Зачем они утруждались из-за меня? – пыталась понять я, и не могла. Я не представляла для них никакой угрозы. Разве сообщники внизу не нуждались в их помощи? Однако мужчина, которого мне так и не удалось рассмотреть, искал среди манекенов именно женщину. Может, они приняли меня за Ирен?
Я долго стояла в неподвижности, жалея, что не могу вытащить пенсне из кармана, не потревожив при этом пояс-цепочку. Но я помнила предупреждение Холмса, что в некоторых случаях она издает слишком много шума. Также я сокрушалась, что не надела атласные туфли Ирен, которые носила несколько дней назад: в них можно было бы тихонько ускользнуть от преследователей по деревянному полу. Но на мне были высокие сапожки, слишком сложные застежки которых не позволяли быстро снять обувь и к тому же предательски шумели.
Выход должен был находиться где-то впереди, как и лестница, ведущая вниз на набережную.
Выждав, казалось, целую вечность – хотя на самом деле, возможно, миновало лишь десять минут на моих верных часах, прикрепленных к груди, – я расслабилась и сделала тихий шаг вперед, потом другой.
Третий. Четвертый. Вокруг было тихо. Я сделала еще один шажок, дыша в перерывах.
И вдруг стены начали двигаться. У меня появилось неясное ощущение, что нарисованные корабли гонит ветер. Я моргала как безумная, но движение только усиливалось. Я слышала скрип и треск движущихся механизмов. Это уже слишком! Голова у меня пошла кругом, и я кинулась наутек. Мои шаги грохотали по палубе африканскими барабанами на уличном параде.
Мне показалось, что я заметила проем, отверстие с занавесом вроде тех, что загораживают свет фойе от зрительного зала в театре.
Я ринулась к нему, путаясь в тяжелом бархате, царапаясь и прорываясь на ту сторону.
И тут некто, ждавший за занавесом, схватил меня. Я попыталась вывернуться и броситься назад в панорамную комнату, к задней лестнице, но услышала торопливые шаги поднимающихся по ней через ступеньку людей.
Кто-то ужасающе крепко держал меня за плечи, прижимая другой рукой плотную ткань с отвратительным сладким запахом мне к носу.
Я билась как утопающий. Но лишь глаза оставались свободными от ядовитых паров, удушающих все чувства. Я потянулась к лицу, но рука, добравшись только до маленькой овальной оправы часиков, безвольно упала, словно восковой придаток, мне не принадлежащий.
Массивное темное пятно надвигалось на меня, как великан-людоед из сказки. Когда оно приблизилось и превратилось в человека, я почувствовала запах алкоголя и рвоты, разглядела кровавые полосы на грубой свободной рубахе и наконец четко увидела его сумасшедшие глаза, бледные, как стоячая вода, что погребала меня с головой под тошнотворным приливом…
Безумец, он смеялся, приближаясь ко мне. Джеймс Келли все-таки добрался до меня. Я ощущала, как грубые руки рвут пуговицы моего пальто, но, к счастью, больше не могла ни чувствовать, ни думать, ни видеть что-либо кроме темноты.
Глава сорок восьмая
Пленных не брать
Я увидел вокруг нас кольцо волков с белыми зубами, с высунутыми красными языками, длинными мускулистыми ногами, покрытых грубой шерстью.
Из дневника
Трое из людей Ротшильда оттеснили нас с Ирен к твердой гранитной стене, загородив живым щитом от любого нападения.
Мы обе безрезультатно старались ускользнуть из-под ненужной опеки.
Остальные пятеро агентов побежали на помощь разведчикам, которые сгоняли стадо из дюжины пьяных, диких, стонущих мужчин и женщин в угол пещеры, подальше от костра и импровизированного то ли алтаря, то ли операционного стола.
Некоторые из них были настолько изранены, что не могли сопротивляться. Других обуяло пьяное благоговение перед странно одетыми американцами; они падали на колени и обнимали облаченные в брюки с бахромой ноги разведчиков. И все же это были безумные, одурманенные скоты, которые шли на поводу у самых низменных желаний, которые только может вообразить себе человек, а такие вряд ли с легкостью покорятся двум чужакам, пусть и столь прославленным.