Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
"Звезда моя, королева Севера!
Каждый час, проведенный вдали от тебя, кажется вечностью. И лишь то, что ты не забыла меня, согревает душу. Глупо, конечно, но я почему-то боялся, что не смогу вспомнить твое лицо... А потом понял, что помню, помню все. Я часто теперь возвращаюсь мыслью к нашей первой встрече. Я взглянул на тебя, и показалось мне - глаза твои сияют, как ясные голубые звезды, недостижимо-далекие и манящие... Я помню каждую мелочь. Твое темное платье, расшитое серебром, было похоже на траву, едва тронутую инеем, на которую опустились две снежно-белых прекрасных птицы - твои руки... Те мгновения, что ты молчала, длились бесконечно, но когда заговорила, голос твой показался звоном замерзших ветвей под первым теплым ветром, когда только-только сердце начинает предчувствовать весну. Если бы ты знала, моя королева, как я хочу снова услышать твой голос, твой смех, похожий на песню лесного ручья... Когда ты смеешься, кажется - весь мир радуется вместе с тобой. Я будто вижу сейчас твое прекрасное счастливое лицо, твои волосы - водопад бледного золота..."
Там были еще стихи - непривычные, странные и прекрасные; Эльфу казалось - от строк веет музыкой, ласковой и почему-то печальной. Он и не знал, что Люди способны на такое.
"...Я обещал тебе, любовь моя, рассказать об Учителе. Я стоял на страже, когда он подошел ко мне. Он назвал меня по имени - до сих пор удивляюсь, как он помнит всех нас, - и спросил, что меня тревожит. Я не хотел отвечать - подумал, какое ему дело до таких пустяков? Но он посмотрел мне в глаза - показалось, он читает в моем сердце, и я рассказал ему все о нас. Все, от начала до конца. И, когда я окончил рассказ, то увидел, что он улыбается. Чуть заметно, уголком губ. Он сказал: "Я хотел бы побывать на вашей свадьбе. Услышать, как поет Илха, твоя госпожа...
– а потом остановился и закончил уже совсем другим голосом.
– А впрочем, не стоит". И, знаешь, что-то было в его голосе такое, отчего у меня сжалось сердце. Я понял - ведь его лицо изуродовано, и он не любит появляться на людях, особенно в час их радости. Знаешь, когда он улыбается, в ранах выступает кровь... Я не знаю, почему они никак не заживают - так долго... Я даже слышал однажды, как его называли - "Тот, кто не улыбается"...
Я что-то говорил ему, сам не понимая, что говорю, что-то доказывал, убеждал... А он вдруг сказал так грустно: "У тебя доброе сердце, мальчик". И ушел. Я смотрел ему вслед, и внезапно понял, как невероятно одинок этот мудрый и сильный человек. Как беззащитен - при всей своей силе. То бремя, что легло на его плечи, не по силам простому смертному. А он - один. Судьба слишком жестока; разве он менее заслужил счастье, чем мы?.."
Ниже была приписка - неровным торопливым почерком:
"Я перечел письмо. Не знаю, можно ли писать такое, не кощунство ли даже думать так. И неожиданно поймал себя на том, что совершенно забыл: ведь он..."
Здесь запись обрывалась.
...Вскоре он познакомился и с хозяином этой обители - светловолосым золотоглазым северянином лет двадцати двух. Звали северянина Хонахтом, и оказался он вовсе не книжником, как полагал Элион, а воином. Зачем ему столько книг - он, конечно, объяснял, но Элион до конца так и не понял; для него это мало вязалось с обликом воителя.
Говорить с человеком было странно, иногда тяжело; Элион зачастую не понимал его. Но человек не был ему ни ненавистен, ни неприятен: не враг, просто - другой. Однажды Элион решился высказать ему одну неотвязную мысль:
– Послушай, на что тебе Тьма? Я же вижу - в тебе зла нет. Все еще можно исправить. Ты умен, ты способен понять ошибку... Принеси покаяние, пади на колени перед Великими - ты будешь прощен, верь мне! Ведь ты просто обманулся, запутался...
Человек помолчал немного, потом сказал:
– Знаешь, почему я останусь здесь?
Заглянул Эльфу в глаза и продолжил тихо и очень серьезно:
– Учитель никого не заставляет становиться перед ним на колени.
"...Ты знаешь, что равным воинскому искусству почитаю я искусство исцеления, потому и призвали меня к этому пленнику. То был Эльф из племени Нолдор, и, увидев его, я ужаснулся: я понял, что он сходит с ума. Может, по недомыслию, может, по какой другой причине его заточили в подземелье. Вечное безмолвие и мрак могут свести с ума человека; для Эльфа же это поистине подобно смерти. Вид его был страшен; он бредил, он плакал и проклинал в бреду, он молился, он говорил что-то о звездах и свете... И тогда я вывел его к свету. Он немного пришел в себя, и, знаешь, что-то перевернулось у меня в душе, когда я увидел, как он тянется к солнцу. Словно беспомощный ребенок, ищущий защиты. Тогда-то я и понял, почему Учитель называет Элдар бессмертными детьми... Я понимал, что вернуть его во мрак означает убить его. И я просил милости для него у Учителя. Я просто не мог по-другому.
Так случилось, что теперь он живет у меня. Его имя Элион, Сын Звезд. Он убежден в том, что все мы - враги, но, как ни странно, кажется мне, что он способен понять нас. Сам не заметив того, я привязался к нему; да и он, хотя почти не покидает покоев и все еще смотрит на меня с опаской, думаю, начинает мне доверять. Он - словно ребенок, и я все время забываю о том, что, быть может, ему сотни лет. Он напуган, он не имеет смелости поверить нам - ему внушили, что мы злобные чудовища, прислужники Врага, во всем он видит хитрость, ловушки, коварство... Он не может забыть того, чему его учили. А нас учили по-другому...
Он думает, что и меня тоже обманули. Мне трудно объяснить ему, что это не так. Странно думать, что, при всех дарах, которыми наделены Элдар, люди зачастую оказываются мудрее их. Старше - мы, столь недолговечные по сравнению с ними, бессмертными. Может быть, потому, что мы способны меняться. Я хочу понять их. Но захочет ли Элион понять нас, людей?
– не знаю..."
Человек в черном остановился.
– Хонахт!
Северянин почтительно склонился перед ним:
– Приветствую тебя, Властелин...
Эльф отступил в тень, пристально разглядывая того, кого назвали Властелином. Это тонкое лицо было бы, наверное, самым прекрасным из тех, что доводилось видеть Элиону, если бы не несколько свежих шрамов... А глаза - светлые, ярче эльфийских. Казалось, он излучает силу и какое-то ласковое сочувствие. Элион почувствовал, что невольно начинает поддаваться непонятному обаянию этого человека. Его душа - душа умеющего ценить красоту - была переполнена горечью. Словно кто-то изуродовал великолепное произведение искусства - наверно, это сравнение пришло потому, что человек пытался сохранять неподвижность лица; Элион вспомнил о строках письма кровь выступает, когда он улыбается. Какая-то смутная тревога зашевелилась в сердце Нолдо.
– Что же отец госпожи Илхи?
– Он не дает согласия, - скупо ответил воин.
– Но почему? Ты умен, отважен и благороден; даже королю не зазорно иметь такого зятя.
Хонахт смущенно опустил глаза и заметно покраснел:
– Он говорит - я слишком молод, Учитель.
Элион расслышал только слово "Учитель". "Наверно, это все же кто-то из Забытых Богов. Но что же ему делать здесь, во вражьей крепости? Или Ангамандо - это что-то иное, не то, что мы думаем?.." Здесь он никогда не чувствовал ни ненависти, ни враждебности к себе: разве что настороженное любопытство.
– Как ты думаешь, Хонахт, если я попрошу его - может быть, он согласится?
– Ты, Учитель?..
– Хонахт был растерян и явно не знал, что говорить.
– Да. Почему бы и нет?
– Но... ведь это такая мелочь...
– Ты и Илха - вы любите друг друга. Разве счастье двух людей может быть "мелочью"? Как ты думаешь, тогда отец даст согласие?
– Конечно! Но...
– Значит, решено. Через два дня на Север отправляется гонец. Он повезет еще одно письмо. Я сегодня же напишу его.