Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
– Да, Владыка, - на этот раз заговорил один из старейшин надтреснутым старческим голосом.
– Вещь эта ныне принадлежит Уггарду, как прежде отцу его Улду.
– Довольно ли вам этих доказательств?
Молчат, переминаются с ноги на ногу.
– Эта пряжка была в руке молодой женщины, которую ты, Уггард, - с силой, жестко выделяя последние слова, - обесчестил и убил.
Уггарда била дрожь, отпираться было бессмысленно, но он все-таки попытался - от отчаянья:
– Владыка, это навет... Кто-то захотел оклеветать меня...
– Тебе - нужен - свидетель?
– раздельно и так же ужасающе-спокойно.
"Но ведь нет свидетелей, нет, нет!!"
– Ахэтт, - негромко.
Уггард поднял глаза на вошедшую в зал женщину, - еще не старую, но страшно измученную, - не узнавая лица - но она узнала и рванулась к нему, пытаясь вцепиться в лицо скрюченными пальцами. Ее оттащили.
– Пес, пес, убийца!
– она билась в руках воинов.
– Доченька моя, о-о... Выродок! Ты убил ее, ты, ты, ты!!.
Владыка встал с трона, медленно подошел к женщине и обнял ее за плечи левой рукой - правая по-прежнему сжимала рукоять меча:
– Дитя мое...
– Уггард и представить себе не мог, что голос Владыки может звучать такой теплотой и состраданием.
– Прости меня за эту новую боль, но я прошу тебя рассказать сейчас перед всеми о том, что ты видела.
Ахэтт уткнулась ему в грудь; голос не повиновался ей, она заговорила глухо и невнятно, но в мертвой тишине было слышно каждое слово...
...Женщина умолкла. Уггард поднял глаза на вождей - те стояли, склонив головы. Он перевел взгляд на Владыку, впервые осмелившись взглянуть ему в лицо - и в ледяных глазах прочел приговор. И долго сдерживаемый ужас прорвался в диком крике:
– Утрад! Ты не позволишь ему!.. Я твой молочный брат, вспомни, мы вскормлены молоком одной матери! Ты не отдашь меня им!
– Лучше бы материнское молоко стало отравой - я не дожил бы до такого позора, - глухо ответил вождь.
– Не называй меня братом. В моей родне нет ни бешеных псов, ни стервятников. Я отрекаюсь от тебя.
– Улхард!
– Уггард заметил в глазах второго вождя странный упорный огонек.
– Вспомни, какова была наша награда за то, что мы служили ему! Ты горд - неужели ты склонишься перед ним, как наши злосчастные предки, будешь лизать ему ноги, признав его власть?! Ведь мы оба - из народа Улфанга!
– Даже признав справедливость твоей мести, я не пожертвовал бы ради тебя своим народом, - угрюмо усмехнулся Улхард.
– Разве ты - из нашего рода? Почему же я должен платить за тебя своей жизнью и жизнью своих людей?
– Шелудивые псы! Ублюдки! Предатели! Чтоб подохли и вы, и отродья ваши, вы не мужчины, вы бабы, шлюхи, продавшиеся этому уроду! Наденьте юбки, рожайте таких же гаденышей - это вам пристало больше, чем меч! Уггард дрожал от бессильной ярости.
– И ты, - он обернулся к Владыке, оскалив зубы.
– Я ненавижу альвов, но больше - вас! ненавижу всех, всех! Мало вас резали! Дай мне меч - я пущу тебе кровь, будь ты хоть трижды бессмертен, и сердце твое брошу воронам!..
– Каков будет ваш приговор, вожди и старейшины?
– ровно спросил Вала.
– Мы признаем его виновным, Владыка. Его жизнь и смерть - в твоей руке. Да не падет гнев твой на народы наши, - ответил за всех Утрад.
– Я умру с мечом в руках!
– прорычал Уггард; лицо его страшно перекосилось, став похожим на морду Орка.
– Никто не запятнает свой меч твоей кровью, - с усталым презрением сказал Вала.
– Ты, Утрад, сын Хьорна из рода Улдора, и ты, Улхард, сын Дарха из рода Улфаста - повторите клятву ваших предков. Во имя народов своих - клянитесь не преступать границ Хитлум, дабы не навлечь на себя гнев Севера.
– Клянемся, - нестройно ответили вожди.
– За то зло, что причинено было народу моему, сыновья ваши да прибудут сюда. И останутся они в твердыне моей на пять лет. Слово мое да будет порукой тому, что через пять лет они вернутся к своим народам.
– Да будет так, Владыка...
– Вы...
– во взгляде Уггарда было безумие, - вы отдаете ему своих сыновей?! Чтобы он вырвал их сердца, а взамен вложил мертвый камень?!
– Молчи, глупец, - прошелестел голос одного из старейшин.
Вала, казалось, вовсе забыл об Уггарде. Он по-прежнему держал руку на плечах Ахэтт; смотрел куда-то в сторону.
– Властелин, - нарушил молчание светловолосый воин.
– Что мы сделаем с... этими?
– он не называл имен, просто указал рукой.
– Оставить пленниками всех. Кроме него, - слова были холодны и тяжелы.
– Его - повесить. Ахэтт?..
– Я не хочу видеть его.
Вала кивнул.
– Идем, дитя мое.
Бережно повел женщину из зала, на пороге остановился, обернулся к вождям:
– Пусть ваши люди узнают, как это было. Вы - увидите. И помните о клятве. Прощайте.
И затворил за собой дверь, словно отгородив Ахэтт от безумного вопля Уггарда.
МАТЬ. 518 ГОД I ЭПОХИ
– ...И еще, там женщина пришла, сына своего ищет... Говорит, он у нас.
– Пусть войдет.
– Да, Учитель, - воин легко поклонился и вышел.
Пожилая женщина стояла в дверях, робко прижимая к груди узелок. Он улыбнулся уголком губ:
– Здравствуй. Не бойся, входи, садись.
Женщина, похоже, немного успокоилась:
– Скажи, ты здесь начальник, что ли, твоя милость?
– Да вроде того, - в светлых глазах блеснули веселые искорки.
Помолчали немного. Женщина вздохнула.
– Смотрю я на тебя, сынок, - видно, не жалела тебя жизнь. Молодой ведь еще, а волосы белые... Родные-то живы?
По чести сказать, он не ожидал такого поворота разговора. Сказать, кто он такой? Испугается... Нет уж, пусть лучше остается так.
– Живы.
– Тоже, небось, сам ушел сюда?