Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
– А был ли его замысел таков? Ведь мы не видели всего, брат.
– Не видели... Да. Но... что будет, если мы не сможем... договориться?
– Я не хочу об этом думать. Смерть вновь придет в Валинор. Арда замрет. Как будет жить разум, если затихнет сердце? Я видел...
– Ты уверен?
– Я умею видеть.
– Значит, два пути... Но, может мы сумеем и без... него?
– Сумеем, но чем ты заменишь долю Мелькора? Это будет другой мир, ущербный. Такова истина.
– Я понял. Я скажу на Совете. Пусть решают все.
– Манве...
– Я понимаю тебя. Я клянусь - никто из Валар не ступит на берега Средиземья. Я клянусь - пальцем не коснусь его. Я клянусь - каждый будет выслушан и мера заблуждений каждого будет определена, и мера искупления назначена будет каждому.
Немного спустя после беседы с Манве радость Намо сменилась сомнением, а затем ощущением собственной невероятной глупости и какого-то стыда. Мучительнее всего было то, что он никак не мог понять причины этого неуютного чувства. Ведь он искренне пытался быть беспристрастным и справедливым к обеим сторонам. Он искренне желал примирения и хотел в него верить - но почему-то не верил. Предчувствие, всегда безошибочное, противоречило доводам разума. Или Манве менее холоден, чем казалось Намо, и его чувства могут одолеть разум? Намо не знал.
– Так что же здесь думать!
– кричал Тулкас, потрясая кулаками.
– Если он с Эльфами и даже с Людьми справиться не в силах, то...
– Умерь свой гнев, могучий Тулкас. Я сказал: два пути у нас. Решайте.
– О чем спорить, супруг мой? Воля Эру священна. И тот мир, что задумал Отец, должен быть построен. Значит, Враг должен быть сокрушен.
– Разве не было тебе слова Эру?
– удивился Ороме.
– Да, но...
– Манве не мог смотреть в глаза Намо. Но ведь все шло очень удачно, решало большинство...
– И что будет, если Арда станет владением Людей? Что ты будешь за король? Над кем? Над Эльфами? Над Валинором? А Люди - ему?
– Судьбы Арды решать не владыкам ее. Пусть слова свои скажут дети Арды, те, кто живет в ней, и кому Арда принадлежит по праву. Их воле мы подчинимся.
Манве говорил спокойно и уверенно - олицетворение высшей справедливости. Слова - холодные хрустальные капли.
– Я хочу знать - во благо ли Арде деяния брата моего. Я хочу знать следует ли нам говорить с ним или начать беспощадную войну. Я хочу знать отправить ли к нему посланца, дабы он сам пришел на суд Валар под честное мое слово, что я не трону его?
Молчала Варда. Молчал Тулкас - не от раздумий, он был лишь в изумлении. Что возиться-то с Врагом? Бей, и все.
– Гонца?
– наконец, выдохнул Ороме.
– Ты забыл, как он чуть не убил благородного Отца Орлов?
– А мы разве не убили его посланника?
– спросил Намо.
– Страшен во гневе Гнев Эру, - насмешливо сказал Ирмо.
– Почему бы не разгневаться и Мелькору? Или гибель Майя не стоит вырванного хвоста Соронтура?
– И все же это опасно. Довольно было смертей, - сказал Манве.
– Может, слово Валар будет в устах Людей и Элдар?
– А он что - станет их слушать?
– усмехнулся Ороме.
– Почему бы и нет? Принял же он послов сыновей Феанаро.
– И Майдрос за это поплатился.
– Не за это. И ты это знаешь. Боюсь, ныне он не примет послов ни от кого. Он никому уже не верит.
– А силой привести, - рявкнул Тулкас.
– Это в самом крайнем случае, - остановил его Манве.
– Впрочем, потом все равно уйдет по своей воле, если правда на его стороне. Только, - Манве предупредительно поднял руку, - никто из Валар не ступит больше на землю Арды. Хватит. Арда - не место для решения споров Великих. Это чужой дом дом Элдар и Людей, и пусть решают хозяева. Наш дом - здесь.
– Тогда пусть они скажут слово, - заговорила Варда.
Рек Эонве:
– Слушайте же посланца Смертных Земель Эарендила к Великим.
– Может ли Смертный Человек ступить на берега Земли Бессмертных и остаться в живых?
– мрачно спросил Намо.
– Для этого и пришел он в мир, - ответил Ульмо.
– Он сын Туора из Дома Хадора; но разве не Идрил, дочь Тургона из рода Финве, мать его?
– Валар не предлагают дважды. Не было ли изречено, что никто из Нолдор, покинувших Валинор вслед за Феанаро, не сможет возвратиться назад?
– в голосе Владыки Судеб звучала скрытая угроза. Он уже знал, что будет говорить Эарендил; знал - и страшился.
И тогда заговорил Манве:
– Твои слова справедливы, брат мой; но ныне волею Отца изречь его судьбу дано - мне. Любовь к Элдар и Атани вела Эарендила; и проклятье не властно над ним. Потому повелеваем мы тебе, Эарендил, и супруге твоей Элвинг говорить ныне перед Великими.
Намо опустил голову: он не был властен изменить ничего.
– Ответь нам, Эарендил, благо ли для Арды деяния Мелькора?
– спросила Варда.
– О Великие! О каком благе можно говорить, если скоро все Дети Илуватара либо погибнут под мечами черного воинства, либо станут рабами Врага? Я пришел молить о защите.
– Разве не о защите от сынов Феанаро пришел ты просить?
– Это так. Но разве не козни Врага привели их из Валинора в Арду? Разве не тень злой воли Врага омрачила их сердца?
– Скажи, Эарендил, разве Элдар никогда не побеждали Врага? Зачем вам помощь Валинора?
– Наши силы разрознены. Враг поселил вражду в наших сердцах. Дайте нам единое войско - и конец Врагу! Деяния моих предков свидетельствуют об этом! Пока он в Арде, не будет покоя ни Атани, ни Элдар...
– ...Нолдор погубили моих родных, - решительно говорила Элвинг.
– Не знаю, виновен ли в этом Враг, но для мира в Средиземье нужна война - с теми, кто не хочет мира. Я так думаю. А в остальном - да будет воля Валар.
Тогда сказал Намо:
– Есть в чертогах моих и другие свидетели. Почему бы не дать слова им?
– Но ведь разве мы не выслушали уже Элдар и Людей?
– Люди и Элдар могут думать по-разному.
– Мы слышали слово Верных. А другие... есть ли они? Ведь их нет среди Валар, ни среди Майяр. Предателей же единицы.
И вдруг поднялся с места Ирмо. Он нечасто говорил на советах, вот и сейчас лишь один раз высказался, понасмешничав над словами Ороме. Но теперь... Намо поразили глаза брата. Они и так были необыкновенными, изумительно красивыми в своей мягкой изменчивости, когда нельзя было уловить каковы глаза, но чувствовался только взгляд. Теперь они были четкими и страшными. Казалось, в них совсем нет белков. Огромные - тот, кто смотрел Ирмо в лицо, видел лишь их - светло-серые, с крошечной точкой зрачка, словно переполненные невыносимой болью.