Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
Видение заколебалось, словно готовое растаять, но в голосе говорившего было больше боли, чем насмешки, и она ответила:
– Не называй меня так. Назови... как прежде.
– Как?
– Тайли. Разве ты не помнишь... Мелькор?
– Тайли... Я помню все. И - всех. Но как ты пришла сюда?
– Для души в Мандосе нет преград... Мелькор. И для памяти...
– Ты помнишь?
– он жадно вглядывался в ее лицо.
– Помню. Тебя...
– серебристая фигурка качнулась, словно хотела приблизиться.
– У тебя волосы совсем седые...
Он промолчал. И вдруг страшная мысль обожгла его: ведь
– Как ты оказалась здесь?
– Они говорят - я уснула... Я... ушла; мне было так тяжело... Воздух жжет, и свет... Но покидать сына... Феанаро, он так похож на... на нас... и - Финве... ведь он любит меня; и я...
Его лицо дернулось, когда он услышал ненавистное имя. Конечно, ведь она - его жена... жена того, кто вынес приговор последним из ее народа!.. какая насмешка... Знал ли сам Финве, кого взял в жены?
– Ты словно ненавидишь его... Мелькор, - в голосе-шорохе - тень печального удивления.
– Ты был другим. Ты не умел ненавидеть.
– Думаешь, так можно научить любить?
– он поднял скованные руки но, увидев боль на полупрозрачном лице, мягко прибавил.
– Прости.
Она снова заговорила о Финве:
– Он такой светлый, открытый - как ребенок... Мне иногда казалось, что я старше его; хотелось помочь, защитить... Разве можно его, такого, ненавидеть?
"Защитить... Вот как..."
Он долго молчал, потом сказал задумчиво:
– В чем-то ты, может, и права. Можно сказать и так... Испуганный ребенок...
Его руки невольно сжались в кулаки, глаза вспыхнули ледяным огнем:
– Не могу, Тайли!.. Не могу...
– Мой Учитель не умел ненавидеть, - повторила она, и он понял, почему каждый раз она с такой запинкой произносила его имя.
– Я понимаю... иногда его лицо становилось таким странным... это тень твоей ненависти. Что он сделал тебе?
– она прижала узкие бледные руки к груди, посмотрела почти с мольбой.
– Что он мог сделать тебе?
"Конечно. Ты же не знаешь, не видела этого".
– Мне?
– он не удержался от сухого смешка.
– Мне он ничего не сделал. Даже пальцем меня не коснулся.
– Но все же ты ненавидишь его... И сына - его сына - ты тоже станешь ненавидеть?!
– с отчаяньем выдохнула она.
– Ты пришла, чтобы просить за них? Нет, я не возненавижу твоего сына, Тайли, - его голос дрогнул, но тут же вновь обрел прежнюю твердость, зазвучал жестко, почти жестоко.
– Но не проси, чтобы я простил твоего супруга, королева Мириэль!
Мерцающая фигурка опустилась на колени.
– Не понимаю, - обреченным шепотом, - не понимаю...
– Ты помнишь, что стало с твоей сестрой?
– Ориен... да... ее убили... и Лайтэнн тоже...
– А потом?
– Я не помню...
– она смешалась, поднесла прозрачную руку к виску. Не помню... Не знаю... Я спала... Потом Владыка Ирмо взял меня за руку, и я пошла с ним... Он был почему-то таким печальным... Был свет, и цветы много цветов... красивые... другие. Не как... дома. Королева Варда улыбнулась мне и сказала - как ты прекрасна, дитя мое... Я так растерялась, что даже забыла поклониться... А он... Его я увидела в Садах Ирмо. Он был такой красивый...
"Верно, красив. Это я помню. Высокий, стройный, сероглазый..."
– ...в короне из цветов... Мы
– Нет!..
Она вздрогнула и отшатнулась. Он стиснул до хруста зубы, сжал седую голову руками:
– Нет, нет! Только не это... Не так...
– Что с тобой?
"Нельзя говорить... Душа так беззащитна... но как объяснить по-другому? как сказать - да, я не должен ненавидеть Финве, да, не он главный виновник, да, он не понимал, что творит, он был как испуганный ребенок - но я не могу простить его, не могу забыть те слова, не могу... Пусть я несправедлив, но быть справедливым - выше сил. Может, я так и не перестал быть богом, но не могу остаться беспристрастным. Велика же твоя любовь, дитя: ведь ты пришла не затем, чтобы узнать, что случилось с твоим народом, почему убили твою сестру, где твой брат - пришла просить за Финве..."
Он молчал. Она долго ждала ответа, потом скользнула к двери, но обернулась на пороге и спросила как-то беспомощно-удивленно, словно впервые задумалась об этом:
– Мелькор... Почему ты - здесь? Зачем тебе сковали руки?
Он поднял на нее глаза - и внезапно, не выдержав, хрипло и страшно расхохотался.
Она исчезла - легкий утренний туман под порывом злого ледяного ветра, - а он все смеялся, пока смех не перешел в глухое бесслезное рыдание - и умолк.
"Спроси у моего брата, почему я здесь. Спроси у Ауле, почему у меня скованы руки. Спроси у Тулкаса, как погиб твой отец. Спроси у Ороме, почему убили тех, кто сопровождал вас. Спроси у своего мужа, как умер Ахтэнэр, твой брат!"
...Ахтэнэр - черные с золотыми искрами глаза, черные с отливом в огонь волосы, дерзкий и насмешливый... Знал ли будущий Король Нолдор, что обрек на смерть брата той, которая стала его возлюбленной супругой? Наверно, нет; и она не знала...
А Манве, должно быть, радовался этому союзу: как же, сумел исправить зло, содеянное негодяем-отступником, выиграл битву за юную душу, смог излечить ее! И сколько еще таких детей в Валиноре? Детей ведь не стали убивать, Великие милосердны: зачем казнить, если можно приказать забыть...
Ирмо медленно шел среди теней и бликов, шорохов и отдаленного звона падающих капель росы. Там, где проходил Владыка Снов и Грез, Сады обретали новую, целительную силу. Медленно, в задумчивости шел он, словно скользя над травой, не оставляя и легкого следа на земле. Говорили, что Сады часть самого Ирмо, его сила и разум. Наверное, это было правдой - он ощущал Сады, как самого себя. И сейчас дергающая боль в виске вела его туда, где от чьего-то горя умирали травы.
Ветви почти сплетались над маленькой круглой поляной, оставляя в зеленом куполе окно, сквозь которое падал сноп мягкого рассеянного света. Там, в круге света среди мелких белых цветов, спала юная женщина. Ирмо настолько хорошо знал этот уголок Садов, что почувствовал острую боль от того, что нарушено печальное совершенство этого места. Тихий быстрый шепот, всхлипывания - листва тревожно дрожит... Темная коленопреклоненная фигура, плечи вздрагивают от рыданий. Ирмо уже понял, кто это. Он часто приходил сюда. Вала неслышно приблизился и встал перед плачущим. Тот поднял голову; красивое, переполненное отчаянной тоской лицо было залито слезами.