Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
Манве согласно кивнул и молвил:
– Ныне возвещаю я слова Единого, что рек он мне, и хочу я, чтобы все слышали их: дурная трава должна быть вырвана с корнем. Велика милость Единого, но страшен гнев Его. Так пусть орудием гнева Его станут Валар!
И Манве произнес слова приговора. И когда заговорил он, Мелькор прохрипел: "Не надо!.." - и рухнул на колени, протянув к Манве скованные руки беспомощным отчаянным жестом мольбы.
Тогда раздался ясный голос Гэлеона:
– Не унижайся перед ними, Учитель: жалость и сострадание неведомы им. Они...
Но подскочивший Тулкас, чье лицо потемнело от ярости, ударом кулака заставил Эльфа замолчать.
И, стиснув зубы, Мелькор поднялся с колен и встал рядом со своими учениками. Он дослушал приговор до конца. Больше он не вымолвил ни слова.
Сам Ауле заковывал отступников, и Финве помогал ему в трудах его, ибо остальные двое в ужасе отступились. И велика была награда Валар; избранным родом стал его род. Но Мелькор проклял его.
Они ждали тринадцать дней. И еще десять. Эленхел не было. И тогда Аллуа сказала - она не придет. Наурэ гневно посмотрел на нее:
– Так ты знала?
– Да, с самого начала.
– И молчала? Вы обе - все, все предали!
– Пусть так. Но она вернется.
– Она убита, - глухо сказал Моро. Впервые со дня ухода он заговорил.
– Все кончено. Все погибли. Разве ты не понял, почему Учитель отослал нас?
– Я-то понял. Думаешь, мне хотелось уходить? Думаешь, я...
– Хватит!
– оборвала их Аллуа.
– Довольно. Все понимали.
– Но ведь она не ушла! Она же клялась! И теперь все погибнет из-за нее! Это же предательство! И ты, ты тоже... Аллуа, ты-то как могла? Почему молчала?
– Не надо, Наурэ. Ты сам не веришь своим словам. Впрочем, кляни нас, как хочешь. Но она вернется.
– Когда? Ну?!
– Не знаю. Но вернется. И мы это увидим, - она сжала в руке холщовый мешочек, висевший у нее на шее - там лежал алый камень.
– Надо ждать.
– Что же теперь - сидеть в бездействии?
– Нет. Будем жить. Познавать себя и учить других, чтобы быть готовыми, когда настанет время.
– Но ведь все изменилось, - дрогнувшим голосом сказал Альд.
– Что же теперь нам делать?
– Будем решать сами, - ответила Оннэле Кьолла.
– В нас верили. У нас есть Дар и есть Наследие. Будем думать.
Судьба не дала им времени. На третью ночь напали Орки. Утром, когда они вновь собрались вместе, оказалось, что их только четверо. Дэнэ и Олло подошли попозже. Айони пропала. Она уже давно жаловалась на странные головные боли, которые почти лишали ее памяти. Вот и теперь она бросилась в лес и, сколько потом ее ни искали, не отзывалась. Орки же, сами перепуганные неожиданной стычкой, быстро разбежались и вряд ли увели ее с собой. Оннэле Кьолла побежала за ней, ее все еще не было. Она так и не пришла... Потом пропал Дэнэ - ушел куда-то ночью. Наверное, маленький воин решил все же найти Айони...
А потом уже стало бесполезно искать. И тогда пятеро разошлись каждый в свою сторону, чтобы встретиться здесь же, когда старший - Наурэ позовет их, и Наследие откликнется. Может, удастся найти прочих... Одно было утешением - они умели ощущать друг друга, и знали, что все живы. Жаль, что они еще не были так сильны, чтобы уметь вести мыслью. Можно позвать - а куда? Этого они не могли указать. Знали, что живы. Не знали где...
Иэрне жалась к Мастеру, пытаясь запахнуть на груди распоротую мечом одежду. Это было страшно неудобно со скованными руками. Цепь была короткой и мешала любому движению. Мастер прижимал ее к себе - она была в кольце его скованных рук. Так они и стояли вместе. Иэрне давно поняла, что их убьют, только не знала как и когда. Здесь было муторно и тяжко - яркий свет со всех сторон, безжизненный и ровный, неподвижный воздух без запаха, ни теплый, ни холодный - никакой. У него был странный режущий вкус, почему-то напоминающий о крови... У нее мутилось в голове, и она плохо воспринимала происходящее. Даже если бы она не изнемогала от раны, все равно ее мозг отказался принимать то, что творилось. Сначала - Учитель на коленях, потом Мастер оставил ее и, шагнув вперед, говорил какие-то слова, потом его ударили, и он упал, сплевывая кровь, потом чей-то голос:
– Пощадите хоть женщин!
И другой - холодный и торжественный.
– Здесь нет мужчин и женщин. Здесь есть только проклятые отступники!
"Все-таки вместе, - успокоенно подумала она.
– Хотя бы умрем вместе".
И - огромные черные глаза из толпы, полные ужаса и гнева...
...За скованные руки на цепях повесили их на скалах Таникветил. И орлы Манве кружили над вершиной, и, снижаясь, когтями рвали их тела. И Мелькор видел это. Если бы он и захотел отвести взгляд, то не смог бы сделать этого: подле стоял Тулкас, зорко следивший за пленником. Но если бы и не было рядом стража, он не закрыл бы глаза: он хотел видеть, чтобы запомнить навсегда. Все силы свои отдал он им, своим ученикам. Они избрали смерть; но смерть не приходила - даже этого он не мог им дать. Он мог только смотреть. Ремни стягивали грудь его так, что больно было даже дышать; цепи впивались в его тело, но он не чувствовал этого; на руках его вздулись жилы, и кровь брызнула из-под наручников. Он был беспомощен. И тогда он открыл мозг свой мыслям их, и сердце свое - страданиям их...
"- ...Вы принимаете дар смерти, великий и страшный дар; не проклянете ли вы меня за этот выбор?
– Нет; мы сами выбрали путь. Другого отныне для нас нет.
– Загляните в себя. Нет ли в вас страха и сомнений?
– Нет, Мелькор. Мы с открытыми глазами выбираем дорогу, и никто из нас никогда не скажет, что лживыми словами ты привлек нас на свою сторону. Я знаю сердцем, что ты говоришь правду. Мы сделали свой выбор..."
"За что, за что их - так? Неужели никто не скажет: "довольно"?! Я виновен во всем; я должен, должен был защитить их - а теперь не могу даже дать им быстрой смерти... Лучше бы мне висеть там!" Он ненавидел Единого, ненавидел Валар, но более всего - себя самого. Он проклинал себя. Он смотрел, не отводя глаз, зная, что никогда не сможет ни забыть, ни простить себя. И тогда, как вздох, как стон, донеслись до него не слова мысль:
– Не казни себя, Учитель. Те не виновен ни в чем: мы сами сделали свой выбор; мы - Люди, и платим за это собой. Так было всегда. Не мучай себя, мы умоляем: нам больно... Мы ведь слышим тебя...
И последним усилием он закрыл от них свой мозг, свои мысли...
Они могли видеть друг друга даже не поворачивая головы. Словно чтобы сделать для этих двоих смерть еще более мучительной, их приковали к соседним скалам. Орлы пока не трогали Иэрне, хотя уже дважды острые когти разорвали бок Мастера, обнажив ребра. Его кровь капала вниз, на блестящую алмазную дорожку. Но он не кричал. Он видел, как белело от ужаса, искажалось страданиями ее лицо. Но она не кричала.
– Не смотри, - прохрипел он.
– Не надо, умоляю тебя...
Иэрне закусила губу и опустила голову. Разодранная одежда обнажала грудь, пересеченную алой полосой сверху вниз. Видеть это было мучительнее всего, и он стискивал зубы от бессилия.
Он закричал лишь, когда огромный орел стремительно ринулся вниз, на Иэрне. Но птица не обратила внимания на него - она уже выбрала жертву. Словно в тяжелом дурном сне он увидел, как изогнутый клюв ударил в шею, сбоку. Кровь забила фонтаном, и птица с недовольным клекотом испуганно взвилась вверх. Все его тело напряглось, словно он хотел вырваться, броситься к ней... Иэрне не шевелилась, ее тело раскачивалось от толчка, как тряпичная кукла. Ему казалось, что там, под разодранной черной одеждой другая - ярко-алая, зловеще красивая. Он подумал - Иэрне уже умерла, но внезапно она приподняла голову, и он еще раз увидел ее лицо, залитое кровью. Губы что-то беззвучно прошептали. Он понял - что. Затем голова ее бессильно упала на грудь. Все было кончено.