Черная книга секретов
Шрифт:
— Итак, Ладлоу, теперь ты мне доверяешь?
Я пошевелил губами, но не смог произнести ни слова. А я-то твердо верил, что убийца — Джо!
— Значит, это не вы? — с трудом выговорил я, отводя взгляд, — мне стыдно было смотреть хозяину в глаза. — Вы меня простите? — Я весь похолодел. — А ехать с вами мне можно или теперь уж нельзя?
Джо рассмеялся:
— Ладлоу, милый мой мальчик, ну конечно, я тебя прощаю — как ты мог ждать другого ответа? Отправляемся немедленно. Обещаю, если то, что ты увидишь, тебе не понравится, если решишь, что после такого не хочешь оставаться со мной, то пути наши разойдутся и никогда более не пересекутся.
От счастья у меня чуть сердце не лопнуло. Я шмыгнул носом, чтобы не разреветься, и почувствовал, что расплываюсь в улыбке от уха до уха. Больше
— Вот вы говорили, я честный. А я вовсе не такой честный, как вы думали. Я вам врал. Я…
Джо покачал головой.
— Потом, — повелительно сказал он. — А сейчас в путь!
Распахнув покривившуюся дверь, которая со скрипом болталась на одной петле, мы спустились с крыльца. Мы уходили из Пагус-Парвуса с теми же скудными пожитками, с какими и прибыли. Только прибыли порознь, а уходили вместе. Я оглянулся, но главная и единственная улица деревушки была безлюдна. Только в окне Гадсонова дома еще горел свет, но остальные окна были темны, и мы отбыли так же, как прибыли, — незамеченными.
Глава сороковая
Два дня и две ночи мы странствовали пешим ходом, а в горной местности да при снегопаде это не так-то легко. Все это время мы поднимались в горы, и снег валил стеной. Поговорить нам никак не удавалось — ветер с воем бил в лицо, мы вязли в сугробах, оступались, падали, поднимались и шли дальше. Я держался за Джо и понимал: разойдись мы, никогда больше не увидимся. Мело так, что я уже не соображал, в каком направлении мы идем, на север или на юг, на запад или на восток. Тучи затянули небо, и ни солнца, ни луны мы не видели.
Поговорить-то не удавалось, а вот думать метель не мешала, и потому снова и снова проходили передо мной события недавнего прошлого. Хотя я с облегчением узнал, что Джо не убивал Иеремию Гадсона (и стыдился, что посмел подумать такое о хозяине), но понимал: косвенно Джо послужил причиной гибели Гадсона. Ведь, не появись мой хозяин в этой глухой горной деревушке, Иеремия бы здравствовал и поныне. Кроме того, мне не давал покоя вопрос о «наследстве» Джо. Хозяин сказал, что не впервой получал наследство, а еще сказал, мол, никогда ради денег не убивал, и я ему поверил. Но вот в чем штука: похоже, где появлялся Джо, там непременно деньги оказывались связаны со смертью.
Много у меня накопилось вопросов помимо этого, и, отправляясь в дорогу, я надеялся получить ответ хотя бы на часть из них. Но с каждым часом мело все сильнее, мороз крепчал, сугробы становились все глубже, и я уже усомнился, правильно ли поступил, пустившись в путь с Джо. А что, скажите на милость, мне было делать, останься я в Пагус-Парвусе? Подумав об этом, я прибавлял шагу и старался держаться бодро. Однако к концу путешествия силы мои были на исходе, и последние несколько миль Джо пришлось нести меня на спине, под плащом, — а он ведь еще нес сак и котомку с Салюки! Ветер выл по-прежнему, но размеренный, несмотря на хромоту, шаг Джо убаюкал меня, и я уснул.
Проснувшись, я обнаружил, что лежу на подстилке из елового лапника, укрытый собственным плащом, в тепле и, главное, наконец-то под крышей. Некоторое время я нежился, радуясь удобству и уюту. Поднял глаза и понял, что я не в доме — потолок оказался каменный. Протянул руку пощупать пол и нашарил ровный песок. Я сел и опасливо огляделся. Я находился в пещере с низкими сводами, озаренной светом факелов, развешанных по стенам. Воздух тут был сухой и теплый. Пляшущие огни факелов заставили меня вздрогнуть: точно такие же видел я за окном нашей лавки в ночь убийства Иеремии, и тогда они сулили смерть. А сейчас? Прислушавшись, я уловил вой ветра, но где-то вдалеке —
— Супу хочешь?
Подкрепившись, мы наконец-то смогли спокойно поговорить, и, о чудо, хозяин с готовностью и даже с радостью отвечал на мои вопросы. В пещере Джо стал какой-то другой — не такой озабоченный, что ли. Можно было подумать, будто тут его дом.
— Настало время рассказать правду, — заявил он. — Если нам с тобой и дальше предстоит странствовать вместе, ты должен верить мне, как самому себе. Спрашивай, сейчас самый подходящий момент.
Я растерялся, не знал, с чего начать. От волнения меня затрясло, но вдруг все мысли выстроились по местам, и первый вопрос сам собой соскочил с языка:
— Объясните мне, по каким таким правилам вы живете.
Джо кивнул и неторопливо заговорил:
— Правил всего два, и оба очень просты, но именно из-за простоты их так сложно соблюдать. Думаю, первое тебе известно.
— Да, — подтвердил я и повторил по памяти: — Не вмешиваться в ход событий.
— Совершенно верно. Однако сказанное не означает, что я не в силах повлиять на происходящее. Уже само по себе мое появление в том или ином месте — городе, деревне — меняет будущее, но, куда бы я ни прибыл, каждый, кто встретится со мной, все равно сам отвечает за свои поступки. Из обоих правил это соблюдать гораздо сложнее. Поверь, Ладлоу, я повидал много ужасного, и не вмешиваться невыносимо трудно. Взять хоть Пагус-Парвус — там я едва ли не ежедневно испытывал сильнейшее желание нарушить правило. Тамошние жители отчаянно нуждались в моей помощи, просили о ней, но я вынужден был оставаться глухим к их мольбам. Уж не знаю, чего они от меня добивались, — возможно, хотели, чтобы я убил Гадсона, — хозяин улыбнулся и подмигнул мне, — но все, что я мог — это выслушивать их, снабжать деньгами и надеяться, что они потерпят. Поступи я иначе, дело кончилось бы катастрофой. Dura lex sed lex, помнишь? Закон суров, но это закон.
— А второе правило в чем состоит?
— Ты и второе знаешь, Ладлоу. Каждая живая душа, кто угодно, заслуживает права на спасение, на покаяние, на просьбу о снисхождении и милосердии. Даже такие отъявленные негодяи, как Иеремия Гадсон. Вспомни, когда он явился за книгой, я предоставил ему такую возможность.
Перед глазами у меня возник Гадсон, умоляющий о помощи, и я вздрогнул.
— Разумеется, на самом деле он в моей помощи нимало не нуждался, — продолжал Джо, — и все же я должен был предложить ее Иеремии. Вот ты, помнится, опасался, что, если Гадсон покается, я использую его секрет против него самого. Ладлоу, у меня сердце разрывалось, когда я увидел, что ты перестаешь мне верить, хотя твоя тревога о жителях деревни меня бесконечно тронула. Тогда-то я понял, что не ошибся в тебе, мой мальчик. Ты проявил по отношению к ним преданность, заслуживающую восхищения. Мы всегда действуем во имя людей. Не забывай об этом.
Я кивнул.
— Не стану отрицать, когда я прибыл в Пагус-Парвус, судьба Иеремии Гадсона еще была неясна, однако Гадсон убил себя сам и уже очень давно. Убил собственным эгоизмом, жестокостью, безжалостностью. Я же лишь соблюдал правила, о которых только что сказал тебе, и никогда не нарушал их.
Хозяин взглянул на меня в ожидании очередного вопроса, и я не стал медлить.
— Откуда у вас наследство — ну, деньги, с которыми вы открыли дело в деревне?
— Они достались мне от покойника, как ты и предположил, однако подожди обвинять меня в обмане. Все совершилось абсолютно законным путем. До приезда в Пагус-Парвус я некоторое время прожил в приграничном городишке. Дело мое там процветало. Кстати, часть историй из этого городка содержится в самом начале черной книга. Например, есть одна особенно интересная — исповедь некоего гробовщика…