Черная королева
Шрифт:
Он, видимо, уже назвал кандидатуру.
Но отвечать мне не пришлось. Риан взял на себя смелость вмешаться:
– Господа, ни каких ваших предпочтений на роль регентства я учитывать не намерен. На самом деле тут совершенно нечего выбирать, ведь выбор для меня очевиден. Моим регентом может быть только моя мать.
Повисла недовольная пауза.
Недовольной она была, естественно, для господ из Совета.
– Ваше Высочество, позвольте сказать…
Снова противный маршал!
– Ваша матушка, несомненно, достойнейшая из женщин, но не стоит забывать, что у неё нет должного опыта.
– И не нужно. Опыта достаточно у вас, моих верных слуг. Если каждый из вас станет достойно справляться со своей работой, инцидентов не возникнет.
– Ваше Высочество, – вкрадчиво зашептал Пресвятейший, – мы безмерно уважаем королеву-мать, но ни для кого не секрет, что наша достойнейшая госпожа родом из Эдонии, а народ не слишком жалует эдонианцев.
– Я выслушал вас, господа. Но моё слово окончательно. Моим регентом будет моя мать. Уверен, если бы отец мог, он бы сейчас одобрил мой выбор.
– Но, ваше высочество… – начал было возражение господин Файер.
Сын прервал его взмахом руки.
– Те из вас, кто недоволен моим выбором и не желает с ним смириться, могут подать прошение об отставке. Уважая ваш выбор, я одобрю ваше решение. Наверняка в моём государстве найдутся люди, способные поддерживать принятые мной решения, а не перечить мне.
Сказано это было не терпящим возражения тоном.
Сердце у меня заныло.
Не слишком ли резкий ты взял тон, мой мальчик? Ведь большинство из присутствующих здесь натуральные гадюки, норовящие укусить исподтишка.
И судьба твоего отца тому печальный пример.
– Что касается насчёт предстоящих церемоний – позаботьтесь о том, чтобы всё прошло согласно обычаям и регламенту.
– Да, ваше величество.
– До коронации «Высочества» вполне будет достаточно, лорд Файер. Есть ещё вопросы, господа? Объявляю Совет оконченным.
Лорды расходились, лицемерно кланяясь.
Я кожей чувствовала их ненависть. Ярость, на которую лицемерные улыбки едва налезали.
Каждый из них охотно отдал бы не то что палец – целую руку, лишь бы я сгинула на месте.
Но я не собиралась сгинуть.
Я приму власть. Хотя бы для того, чтобы поквитаться со всеми обидчиками и недругами.
И те из вас, кто причастен к смерти моего мужа жестоко расплатятся. Не даром сами же и прозвали меня королевской гончей из Бездны.
Глава 8. Личные дела
Риан выразил желание попрощаться с отцом завтра утром. Я не стала перечить. Он действительно устал.
Да и белым днём у наших подданных будет возможность полюбоваться, как наследник короны горько оплакивает своего отца. Людям это должно понравиться. Люди сентиментальны.
Всё, что делают короли, делается напоказ.
Но я хотела проститься с Сиобряном не по-королевски, а по-человечески. Мы оба с ним это заслужили: и он, и я.
По улочкам, ведущим к Главному Храму, так тесно переплетённым между собой, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, на носилках было добраться легче, чем в карете, но требовало гораздо больше времени.
Медленно двигались носилки. Медленно двигалась охрана. И лишь время неслось с бешеной скоростью.
Первосвятейший встретил меня поклоном у подножия белой лестницы, ведущий в Главный Храм.
При виде меня служитель Ордена Жизни согнулся в три погибели. Как я подозреваю, не столько от великой почтительности, сколько от нежелания смотреть мне в лицо.
– Ваше величество.
Я прошла мимо, не говоря ни слова.
Миновав широкий проход, вошла в святилище.
Два тела, со скрещенными на груди руками, покоились на ступенчатом мраморном помосте, накрытые куполом из дорогого стекла.
У погребального ложа отца и сына, Сиобряна и Фабриана, стояла преклонённая фигура в белом. По длинным рыжим волосам, заплетённым в тугую косу, легко было узнать молящегося.
– Лэш Виттэр?
Рыжий резко повернул голову:
– Королева?
Наши взгляды встретились.
Он одарил меня долгим печальным взглядом:
– Простите, что не сумел уберечь нашего государя, миледи.
Я кивнула, не зная, то ли принимая извинения, то ли прощая, то ли просто в знак того, что осознаю, как тяжела ноша, что он несёт.
В окна храма проникали последние лучи заходящего солнца, а вокруг гробов в высоких жирандолях уже мигали ароматические свечи.
Где-то в глубине Храма звучали молитвенные песнопения.
Под сводами, утопающими в тени, на них гулким голосом откликалось эхо.
Таким же гулким голосом эхо повторяла каждый шаг, пока я приближалась к последнему ложу, на котором покоился мой муж.
Мне не хотелось вспоминать, но вспоминалось против воли.
Как я, пятнадцать лет назад, почти вот так же шла навстречу этому человеку ненавидя его всей душой.
Я была бесправной и юной. Он – наделённый опытом и властью. Но оба мы были бесконечно одиноки.
Лэша я тоже ненавидела – в юности чувства так обострены!
Многое бы я сейчас отдала, чтобы вновь почувствовать что-то с прежней остротой. Что угодно, только не эту глухую, мрачную безысходность, от которой даже бежать не хочется.
Запах ладана единственный аромат, способный маскировать запах смерти. Не потому ли всё тут им так пронизано?
Сиобрян был окутан черным плащом. Фабриан – белым.
Черты Сиобряна и в смерти сохранили чеканную строгость, как на монетах. Губы сомкнула печать молчания.
Впервые со дня нашей встречи они не встретили меня приветствием: «Моя королева».