Черная кровь. Черный смерч
Шрифт:
Ромар сидел в избе, разглядывал старухины вещи, чуть нос не стёр, поворачивая так и сяк вычурные кости да деревяшки. Кое-что, ухватив зубами, запихал в сумку, другие вещи велел Унике припрятать и место хорошенько запомнить, словно вернуться за ними хотел, а не уходил на верную гибель.
Провозились до ночи, так что выходить пришлось на следующий день. В темноте над домом кричали филины, не то плакали, не то хохотали издевательски. Дым из обмазанного глиной очага стлался под потолком и лениво утекал в застрехи. Ромар кланялся разложенным круг очага чурам, просил их место
Уника тихо плакала и не могла представить, что уйдёт отсюда, оставив Таши под камнем. Младенец в тугом животе тоже понимал беду и бился чаще обычного, пугал тянущей болью, просился на волю. Уника гладила живот, успокаивала сына: погоди, ещё не время.
Ромар поднял лицо от волшебных помощников, сказал тихо и печально:
– А ведь правду покойница сказала: судьба людская теперь в твоих руках. Каждый уже сделал что мог, тебе осталось делать невозможное.
– Нет, – горячо зашептала Уника. – Не оставляй меня, я не справлюсь одна. Пойдём вместе, я буду всё делать, я стану твоими руками, только не бросай меня одну!..
– Мы пойдём вместе, – согласился Ромар, – хотя от меня будет немного пользы. Никто не знает, что может встретиться на пути, но ты должна дойти обязательно, потому что без руки камень останется всего лишь камнем. Я буду прикрывать тебя сколько смогу, но ведь копьё не удержишь в зубах и горящий уголь можно вынуть из костра только рукой. Во всяком бою ближе всего к опасности – руки. Если бы я мог освободить тебя от этого долга или заменить собой, с какой бы радостью я это сделал! Но жизнь распорядилась иначе, отдав самую тяжёлую ношу тебе.
Утром они покинули осиротевшее жилище Йоги. Теперь Уника несла лук и копьецо из птичьей кости, а на груди – мешок с колдовскими сокровищами. На спину Ромару она приторочила котомку с едой, запасное оружие, инструменты, кое-какие вещи, без которых не обойтись в дороге. Ноша, казавшаяся лёгкой, пока с ними был Таши, сразу погрузнела и начала прижимать путников к земле.
Первая же ночь в лесу едва не кончилась для них трагически. В этих краях, где мангас распугал всё, что умеет хоть как-то мыслить, можно было не бояться ни большеглазых карликов, ни лесного человека, ни тем более настоящих людей, пришедших из другого рода. Поэтому Ромар велел развести большой костёр, который мог бы защитить их от ночного зверя. И почувствовав, что путники слабы и беззащитны, зверь пришёл.
Вечером Ромар, не слушая слабых протестов, приказал Унике ложиться спать, а сам остался караулить костёр. Лагерь был разбит на краю небольшой поляны, так что подкрасться незаметно можно было только с одной стороны. Оттуда и явился хищник.
Неразличимая тень скользнула в кустах, заставив Ромара вскочить и пинком ноги подбросить в огонь заготовленный хворост. К тому времени зверь убедился, что отпора здесь он не встретит, и не торопясь вышел на озарённую лунным светом поляну.
Он был немногим крупнее леопарда, но густая шерсть и обманчивый свет превращали его в настоящую громаду. Сплюснутая голова и зубы длиной в две пяди изобличали дурной характер, не желающий считаться с препятствиями. Зверь мягко выгнулся, красуясь перед беззащитными жертвами, припал к земле и издал хриплое рычание, полное неторопливой уверенности.
– Не стреляй! – отчаянно прошептал Ромар вскочившей Унике. – Если его ранить, он тогда ни перед чем не остановится. Отгоняй его огнём, огня он должен бояться!
Затолканные в костёр ветви уже взялись высоким пламенем и только это сдерживало хищника. Он скользил по поляне, то почти исчезая в высокой траве, то внезапно являясь на свету. Злобные с вертикальным прищуром глаза отражали пламя, вспыхивая попеременно зелёным и алым огнём.
Уника послушно опустила лук, выхватила из костра толстую головню и кинула её в сторону зверя. От упавшей деревяшки брызнули искры, но хищник лишь в первое мгновение шарахнулся в сторону, но своего кружения так и не оставил.
– Так мы раскидаем весь костёр! – В голосе Уники звучало отчаяние. – А он наверняка только этого и ждёт!
– Он ждет мяса, – зло отрезал Ромар, – и не уйдёт, пока не получит его. Стой здесь и не отходи от огня! Я попробую его увести.
Ромар шагнул вперёд.
– Нет! – крикнула Уника. – Подожди! Я знаю, что делать!
Из мешка со всякими припасами она выдернула связку стрел, тех, что падали когда-то на крыши лесных времянок. Не было времени раскладывать стрелы, Уника просто бросила их все разом так, что оголовки из смолы и шерсти оказались в огне.
Первая стрела с громким воющим звуком прочертила воздух и вонзилась в землю шагах в десяти от зверя, раскидав огонь во все стороны. За первой стрелой последовала вторая, третья… Они падали среди травы, в кусты, ударялись о деревья. Ночь расцветилась жаркими огнями. Зверь пятился, продолжая взбрыкивать и хлестать себя по рёбрам длинным хвостом. И наконец, когда одна из стрел упала особенно близко, не выдержал и, мгновенно повернувшись, растворился в обманном свете лунной ночи.
– Кто это был? – спросила Уника, стараясь погасить оставшиеся невыпущенными стрелы.
– Не знаю. Я никогда не видел такого зверя и даже не слыхал о нём. Возможно, он забрёл сюда случайно, после того как Кюлькас согнал его с привычных мест, а может быть, это просто очень редкий зверь вроде рузарха. Лес большой, а людям в нём жить несподручно, поэтому тут может встретиться кто угодно. Ложись спать. Если он вернётся, я разбужу тебя.
О каком сне могла идти речь! Остаток ночи Уника, не смыкая глаз, протряслась у огня, нахваливая себя, что не поленилась с вечера набрать достаточно дров.
Едва начало сереть утро, Уника и Ромар поспешили покинуть поляну, засыпанную остатками чадящих стрел.
– Когда пойдём через сосняк, – сказал Ромар, – надо будет наскрести побольше смолы. Хорошая вещь эти стрелы, ежели ими умело пользоваться.
Однако ничего сделать они не успели.
Казалось бы, дорога вокруг ничуть не изменилась: те же деревья, та же трава, иссохшая от многодневной засухи, те же кусты, сквозь которые невозможно пробиться. И всё же что-то стало не так. Ромар первым заметил неладное. Он поднял голову, тревожно принюхался и приказал ускорить шаг.