Черная луна Мессалины
Шрифт:
Валерия бранила себя за неосмотрительность, кусала губы и, глядя в окно на серебряный серп луны, вдруг вспомнила свою нелюбимую мать. В тяжелые моменты Домиция Лепида всегда взывала к Гекате, и Богиня Тьмы и Колдовства не оставляла ее своей заботой. Из уст перепуганной юной патрицианки сами собой полились слова молитвы, которая шла из самого ее сердца.
– Темная Мать, возьми меня под свою защиту! – шептала Мессалина. – Не оставляй, не покидай в тяжелую минуту! Душа моя наполнена тьмой, и тьма вокруг меня, и я сама есть тьма! Тьма вечная и бесконечная. Возьми меня, раствори в себе, укрой от беды, защити и спаси…
Не замечая
Скрип открываемой двери заставил Мессалину затрепетать от тревожных предчувствий. Сейчас решится, жить ей или умереть. В дверном проеме показался Клавдий. Подскакивающей походкой он устремился к брачному ложу, перекинув через руку полы плаща, чтобы не мешали при ходьбе. Грузное тело его подергивалось, по лицу блуждала странная улыбка, тихое хихиканье вырывалось из приоткрытого рта.
– Что? Что говорил император? – подалась вперед Мессалина.
– Т-ты удивишься, он нам п-п-плясал, – затрясся в хрюкающем смехе супруг.
– Как плясал? – оторопела Валерия, стараясь ничем не выдать охватившую ее радость. Получилось! Она будет жить! Великая Темная Мать отвела беду!
– Ну да, п-плясал! К-к-калигула рассадил нас в-в-всех, меня и еще двух патрициев, трепещущих в ожидании с-самого с-с-страшного, на сцене, – рассказывал, оживленно размахивая руками, Клавдий. После ужаса, который ему довелось пережить, он чувствовал небывалое облегчение и говорил, почти не заикаясь. – А потом император в-в-вдруг выбежал к нам под звуки ф-ф-флейт и трещот-ток, в женском покрывале и столе до п-пят, проплясал нам танец и у-у-ушел.
– И все? – недоверчиво прошептала Мессалина.
– Все, – радостно рассмеялся Клавдий.
Вдруг он сделался серьезен и опасливо проговорил:
– М-мне кажется, л-любовь моя, что назревает б-б-бунт. Я с-с-слышал кое-какие разговоры. С-сенаторы с-с-считают, что Калигула над всеми издевается. И с-с-сильнее всех приходится страдать К-кассию Херею. Этого почтенного т-трибуна преторианской когорты наш император изводит с особой жестокостью. То при всех обзовет неженкой и б-б-бабнем, то назначает ему, как пароль, слова «П-п-приап» или «Венера». А то, – голос Клавдия понизился до шепота, – п-предлагает ему руку для поцелуя, с-с-сложив и двигая ею самым непристойным образом. Не н-нравится мне все это! Ты знаешь, д-д-дорогая, мы можем оказаться в гуще п-переворота. Нужно как можно с-с-скорее перебираться на з-загородную виллу.
Мессалина и без мужа знала, что готовится переворот. Под сводами дворца давно перешептывались о тревожных для цезаря знаменьях. В Олимпии статуя Юпитера, которую Калигула приказал разобрать и перевезти в Рим, разразилась вдруг такими раскатами хохота, что машины затряслись,
В Капуе молния ударила в Капитолий, а в Риме молния сожгла комнату дворцового привратника. Придворный астролог Сулла лишь подливал масла в огонь. В приватных беседах с особо приближенными к нему царедворцами Сулла частенько повторял, что близится смерть императора. Внутренне готовая к предстоящим переменам, Валерия подпрыгнула на кровати, резво вскочила на колени, обхватила супруга за полные плечи и прижалась к его жесткой щеке своей нежной щечкой.
– Ну что ты, мой Клавдий! – Она провела тонким пальчиком по его тучной шее, забираясь под тунику, как делала всегда, когда хотела предаться любви. – Ни в коем случае! Мы не должны уезжать, а то нас в первую очередь заподозрят в измене. Мы должны жить там, где приказал император!
– К-к-как скажешь, м-м-моя богиня!
Клавдий сгреб жену в охапку и впился мокрыми губами в ее возбужденно приоткрытый рот. Он не мог устоять перед Мессалиной, когда она того хотела.
Москва, 199… год
– И кто же похититель? – первым делом поинтересовался Цацкель, покидая свое убежище под дубом и устремляясь ко мне по расчищенной дорожке.
– Понятия не имею. Но последним, кто заходил в гримерку и видел гребень, был, несомненно, предприниматель, учинивший скандал. Правда, когда к Мессалине заглянул наш бузотер, там все еще присутствовал охранник.
– Что охранник? Тупое животное, – поморщился экстрасенс. – Разве он разбирается в артефактах? Вот бизнесмен – другое дело. Знаете что, Елена? Поехали ко мне. Обсудим ситуацию.
– А что? – тряхнула я мишурой на волосах. – И поеду.
Несколько таксомоторов, как обычно, дежурили у клуба. Усевшись в первую попавшуюся машину рядом с шофером, я тут же задремала под мерное тиканье счетчика, не обращая внимания на устроившегося сзади Цацкеля.
– Я в детстве часто болел, и это пошло мне на пользу, – самозабвенно бубнил он. – Пока другие мальчишки гоняли мяч, я лежал в кровати и читал. Поэтому мои знания во многих областях науки поистине энциклопедичны. Особенно меня занимала древняя история. Я даже написал монографию по персоналии Клавдия. Не верите? Сделайте запрос в Ленинскую библиотеку. Мало кто знает, что Клавдий перед спуском Фуцинского озера устроил на воде имитацию морского сражения. Но когда гладиаторы прокричали: «Здравствуй, цезарь! Идущие на смерть тебя приветствуют!», он им уклончиво ответил: «А может, и нет». Как хочешь, так и понимай. Бойцы-то не дураки, увидели в этих словах помилование, и все, как один, отказались сражаться. Самобытный был человек, что там говорить… А был с ним еще такой случай…
Голос доктора наук журчал с заднего сиденья горной речкой, но я не особенно прислушивалась, погружаясь в вязкий тяжелый сон. Проснулась в тот момент, когда такси остановилось и шофер развернулся ко мне в ожидании денег. Заплатив по прейскуранту и немного добавив на чай, я вышла из машины, провалилась в снег и вспомнила, что так и не надела сапог.
– Послушайте, а где мои сапоги? – взглянула я на Цацкеля.
– Под деревом лежат, – невозмутимо откликнулся он.
– И что они там делают?