Черная маркиза
Шрифт:
Так семья Бланшаров вновь стала полной. Но тепла в их доме не прибавилось.
Даниэль Бланшар верила только в Божью любовь. Адель и Инес Бланшар верили только в Божью кару.
А Пьер и Франсуа Бланшары не обрели способности вновь смеяться или хотя бы улыбаться.
Передав штурвал «Маркизы» отчаянно зевавшему Сэмми, Дидье не пошёл в свою каюту, а растянулся во весь рост прямо на палубе, закинув руки за голову по своей обычной привычке и уставившись на россыпь звёзд в чёрной бездне неба.
Видит Бог, он был тогда благодарен Адель и Инес за то,
Ибо в доме Бланшаров любви по-прежнему не было.
Инес и Адель заботились о том, чтоб малышка была сыта и одета, но играл с нею в кубарь, мастерил для неё тряпочных кукол и катал на спине, изображая лошадку, только Дидье. И это было для него тогда едва ли не единственной отрадой в жизни.
Хотя женские обязанности по дому наконец-то были сняты с его плеч. У печки, на птичнике и на грядках возились теперь Инес и Адель. Франсуа чуть ли не на другой день после свадьбы начал расчищать место под собственный дом по соседству с отцовским. Так что на Дидье легли теперь обязанности мужские — помогать брату возводить фундамент и стены нового дома. От тяжёлой каждодневной работы Дидье быстрее окреп и развернулся в плечах, хотя поначалу все его мышцы и сухожилия стонали от навалившейся нагрузки. Но он привык молча, без жалоб сносить любые физические неудобства и боль.
Он оставил все свои детские забавы вроде купания в реке или пускания по ручьям корабликов. Вместо этого вечерами он украдкой вылезал из окна своей комнаты по сучьям росшего под домом кряжистого дуба, чтобы навестить лагерь мирного племени ассинибойнов, раскинувшийся в излучине реки вниз по течению. Его тянуло туда неудержимо.
Жизнь в индейском становище была нелёгкой, но здесь его появлению радовались, даже дав ему прозвище Очети Шакоуин, Ночной Ёжик — за торчащие светлые вихры и за то, что приходил он только тогда, когда уже начинало темнеть.
Дидье с охотой влился в эту жизнь, участвуя во всех забавах и тренировках индейских мальчишек наравне с ними, хотя тренировки эти иногда были весьма жестокими и болезненными. Например, вытащить из кострища раскалённый уголёк и погасить его в ладони. Что по сравнению с этим были удары линейки кюре Гийома! После эдакого Дидье неделю ходил с замотанной тряпицей левой рукой — правая была необходима ему для работы, и он не стал ею рисковать — но был горд тем, что не издал ни звука под внимательным прицелом десятка испытующих глаз.
Мужчина в индейском племени по традиции должен был быть всегда готовым к любой боли, к любым испытаниям, если считал себя мужчиной.
Старик-охотник Вичаша Вака учил мальчишек премудростям лесной жизни, а по ночам у костра рассказывал зачарованно слушавшим ребятам страшные и смешные были своего племени, от которых замирало сердце.
Глядя сейчас в бесконечное звёздное небо, раскинувшееся над «Маркизой», Дидье, словно наяву, слышал напевный глуховатый голос Вичаша Вака, подбиравшего слова как можно проще, чтобы белый мальчуган из чужой деревни тоже мог понять его:
— Было семь братьев-охотников, которые никогда не знали женщин. Однажды младший, чьё имя было Ваби Амик, Белый Бобр, отправился на охоту в лес и повстречал там Нимки Бинесик, Женщину-Громовую Птицу. Она была красива так, что глаз не отвести. Молодой воин привел красавицу к себе в палатку, где они стали счастливо жить как муж и жена. Все его братья полюбили её, кроме старшего брата Асина, Камня, который возненавидел её. Однажды, вернувшись с охоты, Белый Бобр не обнаружил своей жены ни у костра, ни в палатке, а увидел только пятна крови, ведущие в чащу леса.
Старик поочерёдно заглянул в расширившиеся блестящие глаза мальчишек, сидевших перед ним, затянулся дымом из своей короткой трубки и неторопливо продолжал:
— В гневе и ужасе Ваби Амик кинулся к Камню. И тот сказал ему: «Ты привел эту женщину в свою палатку и пред мои глаза, когда мне ненавистен сам вид женщин. Я возненавидел её с первого же взгляда. Мы все были счастливы вместе до того, как она явилась сюда, потому я задумал избавиться от неё навсегда. Я взял свою самую острую стрелу и натянул лук. Стрела нашла свою цель, попав в спину этой женщины. После того, как я выстрелил, она бросилась в лес, и громкие раскаты грома раздались в небесах».
— Только трусы стреляют в спину! Да ещё женщине! — выпалил Дидье, до боли сжав кулаки, а Вичаша Вака с улыбкой взглянул на него из-под седых бровей и с ударением сказал:
— Волк никогда не обидит волчицу, а орёл — орлицу. Женщина дарит жизнь… и она — сама жизнь.
— Белый Бобр убил Камня? — взволнованно подскочил сидевший рядом с Дидье его самый близкий приятель — паренёк по имени Ихока, Барсук.
Но старик неспешно покачал головой:
— Как он мог убить Асина, ведь тот был его кровным братом. Он лишь сказал ему: «Ты очень глупый и злой человек, Асин, и мне жаль тебя. Если бы наш род смешался с родом Громовой Птицы, ассинибойны стали бы непобедимы, ведь Громовые Птицы священны. Но теперь этого никогда не произойдёт». Он бросился в чащу, ища на земле следы крови своей жены. Он шёл и шёл очень долго, пока не достиг горы, чья вершина поднималась выше облаков. Он взбирался на неё, пока земля не пропала из виду, и достиг самой вершины. Там на одеяле из облаков стояла огромная палатка, испуская раскаты грома. На пороге его ждала сама Нимки Бинесик. Она сказала: «Зачем ты пошел за мной?» И Белый Бобр ответил: «Я пришел, потому что ты — моя жизнь».
Вичаша Вака замолчал, будто вслушиваясь во что-то, ведомое только ему, и Дидье наконец робко спросил:
— И что дальше, дедушка? Он увёл её домой?
Старик грустно покачал головой:
— Нет. Он предпочёл сам стать Громовой Птицей. Так ассинибойны не смогли достичь могущества.
Возвращаясь тогда домой по едва заметной тропинке среди валунов, Дидье раздумывал обо всём, что только что услышал. Он почему-то представил себе Женщину-Громовую Птицу чем-то похожей на Адель и Инес — с такими же длинными смоляными косами и огромными глазами, не то чёрными, не то синими. И когда, забравшись в окно, он увидел свою мачеху на пороге комнаты, то обомлел и смог только виновато улыбнуться.