Чёрная нить
Шрифт:
Дил гнал ифрала по перешейку. Глен дышал ему в спину и ощущал источаемые собратьями интерес и нетерпение. Два скакуна ступили на остров, запруженный океанидами. Дил и Глен спешились. Бок о бок заняли места в одной из двух линеек, расступившихся перед шедшими от узилища.
По образовавшемуся коридору шагали четверо: отец, отдавший силы разрешению насущных проблем, о чём свидетельствовали глубокие тени под глазами; двое стражников в белых плащах; и ожившая легенда – господин Лета, которого встречали толпой как
Томление в узилище не иссушило Лета. Он не походил на обтянутый кожей скелет со впалыми глазницами. Отнюдь. Налитые мышцы змеились под прилипшей к телу белоснежной рубахой. Ноги Лета не протестовали против ходьбы. Он ступал твёрдо и уверенно, в тишине слышался скрип его сапог. Парок от дыхания с шипением вырывался из груди и струился в ускользавшем свету.
Лицо Лета украшала густая борода. Ветра осыпали её кристаллами льда и перебирали перепутанное серебро его волос. Шириной плеч и ростом Лета превосходил владыку Дуги.
Внезапно Гленом овладело странное безумие. Захотелось встретить прямой взгляд первого дяди.
– Господин Лета? – оклик сорвался с уст, сломив оковы напускной покорности.
Лета застыл. Повернул на зов бледное лицо, наполовину терявшееся в подмороженной бороде. Мелкие сосульки свисали и с бровей, и с ресниц.
Стражники обернулись. Отец тоже обернулся, но по какой-то причине не упрекнул Глена за проявленное своеволие.
– Глендауэр… – едва шевеля губами прохрипел Лета, и его глубокие белые глаза засверкали, как лёд.
По коже Глена пробежали мурашки, когда на его плечо легла широкая ладонь в выцветшей перчатке.
– Ты уже совсем взрослый. – Голос Лета трещал, как иней на ветвях, но в речах таилось неподдельное тепло.
– Я… – Глен стоял, будто каменный, в голове окоченели мысли, кровь невыносимо стучала в висках.
– Лета… – процедил отец.
– Иду, брат.
Чужая ладонь соскользнула с плеча Глена. Морщинки вокруг глаз Лета сложились в улыбку, и он догнал стражников.
– Великий Умбра, пощади, – пустил Дил по ветру слова, напоминавшие начало молитвы. – В смутное время мы живём, брат.
Глен поёжился. Осознание, что совсем скоро прогремит роковое сражение, прокатилось по телу волной дрожи.
– Ведаешь, когда бой грянет? – Глен посмотрел на Дила.
– На рассвете.
– Так скоро?!
– Истинно, – с холодной сдержанностью произнес Дил. – Владыка Дуги милостив, он дозволил господину Лета опомниться – предложил восполнить в памяти боевые приёмы. Но получил отказ. Господин Лета поведал, что не утерял мышечную память и готов выйти на бой, когда прикажут.
Блеск! Глен прищелкнул языком. Казалось, невезение дышало в затылок: сперва в клане не оказалось Нереуса, теперь вот господин Лета торопился лишить жизни мастера Сэра. И всё же одна надежда ещё теплилась в сердце Глена.
Она рассказала о цуйре и фениксах. И её повествование не противоречило покаяниям мастера. Но в миг беседы с ней Глен не ведал, каким бедствием обернется нападение огненных разбойников. Ежели бы ведал, задал бы Эсфирь сотню вопросов и допытался до каждой мелочи.
Нужно поговорить с Эсфирь.
– Я отлучусь. – Глен помчался к перешейку.
– Куда? – вопросил Дил, но ответа не получил.
Терпимость к вырожденцам не входила в число достоинств Дила. А Глен не хотел задерживаться и устраивать разборки.
Возможно, он не убережёт мастера от гибели. Возможно, сомнения в виновности Сэра лишены доходчивых подоплёк. Но Глен хотя бы приструнит свою подозрительность. Переговорит с Эсфирь, и у него не останется сожалений, что в попытках докопаться до мнимой правды он не сделал всё возможное.
Лишь бы Эсфирь не улетела. Лишь бы была у пристанища исчезнувших соплеменников…
Глава 7. Луч надежды
Глен покинул селение и повёл Ириса по тропке, пересекая заснеженный берег.
В быстро рассеивающемся тумане проявились очертания пустых сетей, покоившихся у кромки океана. Волны качали небольшое судёнышко, поскрипывавшее уключинами. У воды топтались два молодых наяда. Кучерявые и хорошо сложенные, они приходились Глену ровесниками. Тот, что повыше, глядел на потемневший небосвод, на котором зажигались бриллиантовые капли звезд. Другой то прыгал из стороны в сторону, то растирал плечи, будто готовясь к схватке.
Рыбаки. Но на кой им лодка? Не проще ли использовать чарующий голос как наживку?
– Пойте, любезный, пойте, – с ноткой издёвки прочирикал высокий. – Что ж вы дурью-то маетесь? Рыба сама себя не поймает!
– Да что-то голос меня нынче подводит, милейший господин, – сладенько проворковал низкорослый. – Будьте любезны, подсобите страдальцу. Усладите рыбий слух дивной песнью.
– У рыб есть уши? – изумился первый наяд.
– Сударь! – вскрикнул его собрат. – Вы редкостный бездарь, ведаете? Давайте-давайте, не робейте! Пробудите воображение! Представьте, что вы соблазняете юную деву с прелестными округлостями.
Высокий скривился.
– Пучеглазую деву, которая и говорить-то не умеет? – пробурчал он. – Только губами шлёпает…
– На кой девкам говорить?
– Так мы о девках или о рыбах?
– Одно к одному, – отмахнулся низкорослый.
Наяды осеклись и поклонились, видя, как Глен проезжает мимо. Он учтиво кивнул и оставил их за спиной. Появилось тягостное чувство, затмившее разум чернотой подозрений. Поведение рыбаков настораживало. Но почему? Из-за нарочито наигранных бесед? Нежелания петь? Лодки?