Чёрная нить
Шрифт:
Опасения не оправдались. Ни феникса, ни вырожденки. Улетели? Нет. Явно спрятались.
Стены тоннеля были изрезаны разломами. На земле валялись груды осыпавшихся осколков. Осторожно, стараясь не наступать на хрустальную пыль, Глен шёл вперед. Крался к коридору за дальней аркой, где притаились недруги. Замер у прохода. Прислушался, но шорохи не тронули слух. По земле тянулся голубой кровавый след – казалось, недавно по коридору волочили израненное тело кого-то из танглеевцев. На стене напротив арки темнели кровавые отпечатки ладоней.
Тревога кольнула, но не помутила разум. Глен ожидал нападения исподтишка
Один двойник ступил в узкий коридор, служа проверочной мишенью, и тут же его снесло огненным шаром, ударившим в бок. Глена окатило жаром. Он выбежал в коридор вместе с другими двойниками. Слева никто не наступал. Справа в двадцати-тридцати шагах стоял рослый феникс. Его крылья распахнулись, ощетинились перьями и воспламенились.
Сражаться в столь тесном пространстве – то ещё удовольствие, но иного не оставалось.
Двойники медленно и плавно задвигались, вводя врага в заблуждение. Но Глен сплоховал – прижался к стене, уклоняясь от пущенного в лицо сгустка пламени, и на мгновение потерял власть над двойниками. Они чуть было не рухнули. Один принял на себя огненный удар и превратился в облако пара. А Глен уже выдал себя, потому сбросил ледяную броню и направил выживших помощников к врагу.
Языки пламени заплясали на ладонях феникса. Он явно вознамерился смести двойников одним лихим ударом. Взмахнул рукой, чтобы швырнуть огонь. В тот же миг Глен отдал безмолвный приказ, и двойники растрескались и разлетелись вдребезги. Ледяные градины лавинами обрушились на феникса и замолотили по стенам. Звон хрусталя слился с диким воплем. Часть осколков сгинула, угодив на горящие крылья врага. Часть просочилась в разрезы его маски. Феникс попятился, принялся отмахиваться ото льда как от назойливых мух.
Глендауэр присогнул руку – из-под рукава в ладонь скользнул кинжал. Швырнул в землю сгусток чар, и из неё выросла и взметнулась волна. Она капюшоном понеслась к цели, пропуская сквозь толщи брошенный вдогонку кинжал, накрыла феникса и прибила к земле.
Загрохотало. Со стены со звоном посыпались хрустальные колья. Вода с шумом расплескалась и сгинула. Белесая пыль поднялась густой завесой и воспарила в облаках расползавшегося пара. Глен увидел врага. Насквозь мокрый и лишённый возможности призывать пламя феникс барахтался в быстро растекавшейся крови. Из его груди торчала рукоять кинжала, что, однако, не мешало ему сыпать проклятиями и браниться не хуже заклятого пьяницы.
Врожденный дар позволял огневикам заживлять не смертельные раны. Глен не желал рисковать.
Дёрнулся к фениксу, чтобы добить, но тут же обернулся на шёпот:
– Бестолковые фениксы…
Вырожденка! Глен силился разглядеть девицу за сверкающей дымкой пара. Мог бы ударить наугад, но решил сберечь чары. Сероватый колдовской туман подкрался к сапогам и окутал ноги. Пополз выше, пронизывая и исследуя плоть, назойливым червем пробираясь в мозг.
К лицу резко прилила кровь. Вдохи и выдохи зашелестели в ушах вперемешку со стуком сердца. Глен пошатнулся и ощутил себя скованным ремнями подопытным на столе истязателя. В голове Глена копались, как в шкатулке с драгоценностями. И его разум, не устояв, поддался напору чужих чар. Они сошлись над головой сизым коконом, надавили и утопили в сером водовороте.
Действительность расплылась пятнами. Глен зажмурился, а когда распахнул веки, перед глазами расстелилась лесная поляна. Он очутился в лесу Барклей. Стоял среди злаковых колосьев, доходивших до пояса, и окидывал неверящим взглядом бредущую навстречу дриаду.
Воспоминания о былых ошибках наполнили Глена горьким сожалением. Пальцы до ломоты костяшек сжались в кулаки.
– Камелия…
Но разве она не мертва? Разве не сбросилась с обрыва вместе с ребёнком-вырожденцем во чреве?
Она шла, держа подол зелёного платья и прижимая к устам усыпанную розовыми цветами ветвь. Локоны золотых волос стекали по плечам Камелии. Росшие из предплечий листья вздрагивали в такт шагам.
Малахитовые глаза глядели на Глена со смуглого лица и манили сильнее, чем манит идущего по пустыне журчащий ручей.
– Мой дорогой… – Камелия улыбалась, и её улыбка лучилась добром и приязнью.
Боль вгрызлась в сердце Глена. Он попятился.
– Нет… – слетело с губ. – Ты мертва.
Камелия сощурилась, и в уголках её век собрались знакомые морщинки.
– Ты опять вино пил? – Она наступала, а он пятился, уложив ладонь на эфес сабли. – Есть способы убить себя быстрее, ведаешь?
Это она! – проплыла в сознании Глена мысль, полная ликования. – Точно она! Она всегда так говорила!
Его ноги будто вросли в почву.
Ты смотришь на вырожденку, полудурок! – подшепнул глас рассудка. – Она читает твои воспоминания и рождает иллюзию!
К глотке подкатил липкий комок. Глена затрясло и словно рассекло на две части. Одна не желала покидать иллюзию, где дорогая сердцу дриада была жива. Другая пыталась выдворить из головы губительные чары и вырваться из колдовских тисков, поработивших разум.
По позвоночнику стекал пот. Глен пожелал выхватить из ножен саблю, но рука на эфесе отказалась повиноваться. Тонкая ладонь Камелии с зажатой между пальцев ветвью протянулась к Глену. Мучительно захотелось коснуться смуглых пальцев, впитать их жар и вдохнуть запах разгорячённой кожи.
В безвременье кануло долгое, очень долгое мгновение, прежде чем Глен преодолел сопротивление тела и приподнял руку.
Приподнял и сразу же отдёрнул, спугнутый прогремевшим свыше голосом:
– Не смей! – Восклик вонзился в душу и заставил встрепенуться.
Камелия вздрогнула. Её взгляд забегал. А когда малахитовые глаза снова воззрились на Глена, в них мелькнула тень кровожадности. Ветвь в руке Камелии всего на миг сверкнула сталью, но этого хватило, чтобы Глен распознал замаскированный нож.
Глас с небес вновь вторгся в уши:
– Тебя дурят!
Лже-Камелия кинулась в бой со скоростью атакующей змеи. Её ветвь наполовину превратилась в нож. Камелия ударила широко, с размаха, желая резануть по глотке Глена. Он ушёл прыжком назад, и нож вспорол воздух перед носом. Отбежал в сторону, на ходу обнажая саблю.