Черная Пасть
Шрифт:
– Не слышал я клаксонах-- наивно ответил Сергей.
– Не в вас дело, Сергей Денисович. Если бы орал клаксон, моя рука не полезла бы в карман. За сигаретой Рука у меня чуткая, и не такое может, - что-то острое и прямое пыром, как костыш, уперлось Сергею в плечо начало легко биться.
– Где она? Покажите!.
– вскрикнул Гоша, и опять послышался холодящий сердце стон, одинокий и гаснущий... I
Гошу отправили в Бекдуз на вертолете. Вместе с ним улетел и Виктор Пральников. Лишь Сергею, видно, не суждено было скоро выбраться из этой жаркой озерной путины. Он еще долго петлял между скважинами рапозабора и насосной станцией, вокруг волковских самоходок и в горном цехе, пока не оказался под вечер снова на печном чертогоне. Здесь все еще поговаривали про Гошу и оставленные им около бункера деревянную долбню и чекмарь, которыми он орудовал, хотя вокруг
Когда Сергей поднялся на площадку к сушильному борову печи, на него никто не обратил ни малейшего внимания, да и он никого ни о чем не стал спрашивать. Без слов понятно.
Взрыв...
Короткое, хлесткое слово, как и само действие. Взорвалась и едва не разлетелась вдребезги громоздкая сушильная кубышка с наростами огнеупорной глины на боках. Плавкая масса мирабилита забила отверстия в шестой секции, а пар снизу так поднапер, что решетка вылетела. Ее вырвало вместе со скрепами. Взрывом поуродовало всю установку.
Уставший, бессловесно и затаенно яростный, и, кажется, далекий от того, что тут произошло, Сергей пришел как раз в тот момент, когда у конусного аппарата вскрыли боковушку и на площадку вырвалось облако пара и раскаленных, крошечных соляных москитов и вонючих, несгоревших газов. Прикрывая рукой лицо Мамраз в рыбачьей зюйдвестке и с красным платком на шее весело и разбойно орал что-то своим помощникам - слесарям, кочегарам и операторам. Рядом с ним стояла Нина Протасова, в брезентовой куртке и резиновых сапогах. Несуразно одетая, но все такая же стройная, сильная и неторопливая в движениях, она, видимо, пыталась руководить действиями Мамраза, но вряд ли доходили до него ее слова
– Козлодра-ань!
– как будто ликовал в азарте борьбы со стихией черноволосый, белозубый Мамраз.
– Хватит всем маханлодыжки! Бешбармак на целый мир!
По напускной разгульности и наигранной скороговорке Сергей Брагин догадался, что Мамраз растерян и озадачен не меньше, если не больше других: с него главный спрос. На Мамраза смотрели с надеждой, от него прежде всего ждала помощи Нина Алексеевна, которая, распорядившись остановить печь, все еще медлила, веря в изворотливость и нажимность Мамраза Но эта вера помалу угасала; влияние начальника смены Мамраза на понурившихся ребят не очень-то было заметным.
Сергей Брагин считал вполне вероятным, что аварию повлек за собой несчастный случай с Гошей; люди ослабили контроль за машинами и теперь под ударом новой беды могут допустить еще более тяжелые оплошности Но и в таких крайних обстоятельствах Сергей не мог допустить даже мысли об остановке печи во время ее испытаний. Нужно было до конца убедиться в ее возможностях и эффективности применения в условиях Кара-Богаза. Когда установка отработает положенное время, причем, в наилучших условиях, при самом заботливом и внимательном отношении и уходе, тогда будет видно, на что она грдится, и для кривотолков не останется места; тогда... тут ни убавить, ни прибавить - так оно и было на печи! Понимал Сергей Брагин, что важнее всего сейчас была неопровержимая разумность технических доводов, которые следовало подтвердить наглядными результатами.
Верящий труженик Кара-Богаз-Гола, инженер Сергей Брагин хотел бы видеть в опытной печной установке опору и надежду химического оазиса, спасение от пагубной сезонности и рабской зависимости от роковых причуд природы, но одного хотения было мало. И Сергей не мог заставить себя идти наперекор совести, своему собственному опыту и неподдельному внутреннему сопротивлению, порождаемому далеко не одной только наблюдательностью и интуицией заинтересованного, ищущего человека. Задумывался над этим Сергей много раз, серьезно и честно, и он не мог упрекнуть себя в чем-то предвзятом, навеянном или наговорном. Но не только об этом думал сейчас Сергей, поднявшись на печную высоту и стоя перед пышущим жерлом, в котором не могла успокоиться клокочущая тяжелая лава расплавленного мирабилита: очень беспокоился Сергей о Нине, сцепившей длинные пальцы своей смуглой руки и прикрывавшей лицо, глаза от сухого кипятка, полыхавшего вокруг открытого люка. Мучилась Нина не столько от огня и удушья, сколько от сознания необходимости опять ставить печь на ремонт. Другого выхода она не видела. Устранять неполадки в полыхавшем огнем аппарате?.. Об этом страшно было даже подумать. На подобный подвиг вряд ли решились бы самые ярые сторонники печи, которым сейчас была дорога каждая рабочая минута. И тут произошло самое неожиданное: на это добровольное смертоубийство решился "опровергатель", как называл его Пральников, противник поспешной приемки печи... Сергей Брагин.
– Жарко, Нина Алексеевна?
– спросил С.ергей, сбычив шею и наморщив лоб.
– Останавливаем. Опять всем нам будет постыдная процедура, - Нина потрогала пальцем ресницы и брови, болезненно поморщилась.
– И кто меня затащил сюда?..
– Нельзя печь останавливать, - сказал Сергей.
– Установка должна работать! Будем исправлять и чинить, чтоб не оставлять никакой лазейки!..
– Чинить в таком пекле? Сгореть можно. Одного искалечило и других гробить... Что ты, Сергей, не позволю!
– испуганными, горящими глазами Нина смотрела на Брагина, обжимая кулаками свои покрытые солью виски.
– Найди валенки, - попросил Сергей - Будь умницей!..
Нина подозвала Мамраза, продолжая глядеть на Сергея с опаской и недоверием.
– Валенки просит. Найдешь?
– глазами Нина спрашивала у Мамраза: "К чему все это затевается?.."
– Тогда и ватники!
– воскликнул с живостью Мамраз.
Теперь Нина поняла смысл всей этой подготовки и, разжав кулаки, выставила вперед руку, слабым движением не то подзывая, не то прогоняя с глаз долой Сергея.
– Я не позволю! Не дам, не разрешу!
– решительно шагнула к Сергею Нина, тяжело волоча резиновые бахилы.
– Из-за Гоши теперь всю жизнь убиваться! А тут еще!.. Не разрешаю лично и категорически! И не командуйте здесь, Сергей Денисович!.. Приказываю... умоляю, Серёжа!.. Хочешь помочь - вызывай монтажников, а самому не позволю лезть в горящий котел Их тоже не заставляй помирать, не имеешь такого права!
Машины продолжали стучать и сотрясать огромное тело печи. Шумел ветер в железных переплетах и лестничных проходах, гудел внизу погрузчик, но несмотря на разноладные шумы, около пышущей печной ниши стало так тихо, что всех поразил... мяукающий котенок. Забавный, шаловливый и удивительно разноцветный комочек... Даже глазки у него были разных цветов. Избочась, фырча и фукая через усики, он подкатился к ногам Сергея, облюбовал его коричневый пыльный туфель и заиграл со шнурком. Пушистый баловень Фомка обитал у девушек в аппаратной. Оставшись без внимания, он спустился по прутикам железной лесенки, видимо, решив, что без него в этот кризисный момент не обойтись. Напряжение и деловитость людей при появлении Фомки на какое-то мгновение спали, кто-то даже засмеялся:
– Трехцветная кошка, Сергей Денисович, к счастью! Нагнувшись, Сергей взял Фомку и цоднял над головой.
Котенок заверещал и вцепился острыми, как крапивные иголки, коготками в руку Сергея. С трудом отцепив, Сергей отдал Фомку рослой, большеглазой Девушке с косами.
– Поиграться самое время! Им - не отвечать, - посчитала необходимым заметить Нина Алексеевна.
– На советы и посулы не скупятся, а чтоб с умом подсобить!..
Отзывчивый Фомка первым уловил в ее голосе жалостливые нотки. Выставив в ее сторону белые, искристые тычинки усов, он тоненько пискнул.