Черная радуга
Шрифт:
Рыдания не заставили себя ждать.
Я гладила мальчишку по голове. Отец стоял рядом и успокаивал сына, как мог, подыскивая в скупом мужском лексиконе нежные слова.
Когда Сашка успокоился, я продолжила разговор, хотя на ребенка было больно смотреть.
— Вспомни получше. Санитар пропустил тебя к маме. Что было дальше?
Он перестал всхлипывать и собрался с мыслями.
— Я зашел в палату. Отдал яблоки. Мы поговорили, и потом я ушел.
Такой ответ не мог меня устроить.
— Какие
— Взял на базаре у бабки за три рубля. Они были большие и красные.
— А больше ничего маме не приносил?
— Нет.
— Ну и что было дальше?
— Положил яблоки на тумбочку.
— Мама хорошо себя чувствовала?
— Да, она улыбалась и говорила, что скоро поправится.
— О чем вы говорили?
— О собаке. Я хотел собаку, и она обещала купить.
— Какой породы?
— Овчарку, немецкую, — постепенно состояние мальчишки приходило в норму, — потом зашла медсестра и сказала, чтобы я быстрее уходил, потому что идет комиссия.
— Какая комиссия?
— Не знаю. Она ничего не сказала. Мама меня поцеловала, и я ушел.
Сашка снова заревел.
Когда я уже забралась под простынку и закрыла глаза, раздался звонок. Кто бы это мог быть? Надела халат и, прежде чем подойти к двери, взяла пистолет.
— Кто там? — Я не рискнула смотреть в «глазок». Запросто можно потерять зрение. Вместе с жизнью.
— Это я, Катя Калинина.
Я резко открыла дверь и отошла на два шага назад, скрывая оружие за полой халата. Она ведь могла явиться ко мне и не одна. Чем дальше, тем меньше я доверяла этой малышке.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
Вид у нее был не очень хороший, и информация, как оказалось, тоже.
— Света не пришла домой. Звонил ее муж и спрашивал, нет ли ее у меня, — выдохнула Катя. — Я так волнуюсь.
— Почему?
Она помялась на месте.
— Можно куда-нибудь сесть?
Я провела ее в комнату, незаметно убирая пистолет в ящик комода.
— Выпьете чаю?
— Нет, спасибо, — она опустилась на уголочек кресла. — Мы виделись сегодня в офисе около трех дня. Потом я ушла работать, а она осталась. Где-то в пять она позвонила и просила на словах передать мужу, что задержится и приедет около девяти. Она не хотела с ним объясняться, понимаете?
— Да. Время уже одиннадцатый, а ее все нет.
— Вот поэтому я и пришла к вам.
— Ну мало ли… Может, у подруги.
— Света была чем-то очень расстроена. Мы иногда сидим с нею в небольшом ресторанчике на набережной.
— Вы предлагаете мне проявить женскую солидарность и потихоньку забрать подругу из кабака?
Столь жесткая постановка вопроса несколько озадачила ее.
— Ну ведь вы детектив?!
— Верно, детектив, а не работник медвытрезвителя.
— Я заплачу, только, пожалуйста,
— Как же супруг отпустил вас?
— Он думает, я пошла к соседке, а это обычно надолго.
Небольшой, по словам Кати, ресторанчик занимал весь первый этаж большого добротного дома. В отличие от хозяев протухшего «Горбуна» владельцы ресторана «Красная роза» не скупились на иллюминацию. Само название горело над входом неоном. Несколько сотен лампочек обрамляли контур витрины и мигали разноцветными огоньками, а одетые в костюмы восемнадцатого века манекены танцевали за стеклом классический танец.
— Приятное место, — призналась я.
— Да. И внутри очень красиво, — восхищенно добавила Калинина.
Мы вошли. Моя спутница оказалась права. Интерьер в стиле конца восемнадцатого века, выдержанный в голубых тонах с подделкой под позолоту, смотрелся очень роскошно.
— Здесь не так дорого и всегда вкусно кормят, — сообщила Катя.
Пара столиков была свободна, и персонал заведения в лице услужливого официанта был рад нашему визиту. Небольшой оркестр, видимо только что закончив играть, переводил дух.
— Около окна есть отличные места, — высокий юноша, облаченный в рубашку с манишкой, темно-синие панталоны, белые колготки и черные ботинки, действительно проявлял о нас заботу.
— Мы ищем подругу, — сообщила я довольно четко. В этот момент зазвучал «Танец феи Драже» из «Щелкунчика», пришлось говорить громче. — Высокая, худая, чуточку нескладная, около тридцати.
— Да, я обслуживал их столик, — он тут же понял, о ком идет речь.
Мне сейчас не хватало только разоблачений в супружеской неверности.
Катя смутилась и попросила юношу провести нас.
— Вон Света, — она не слишком прилично показала пальцем в самый конец зала, вмещавшего по крайней мере двадцать столиков. — Она одна.
Как только я увидела Уварову, сердце мое сжалось. Она сидела к нам спиной, привалившись к стене, и можно было подумать, что она ковыряется в тарелке, на самом же деле тело ее оставалось неподвижным.
— Никуда не уходи! — резко бросила я официанту и, чуть не сбив еще одного в униформе, ринулась к столику.
Глаза Светы были закрыты. Дотронулась до шеи. Кожа теплая. Попыталась нащупать пульс. Ничего. Нет, есть. Еле различимый. Не церемонясь, хлестанула ее по щеке. Никакой реакции.
— Что с ней? — заволновалась Катя.
Я повернулась к официанту.
— Она много пила?
Юноша испуганно посмотрел на меня.
— Нет. Вы же видите, на столе только шампанское.
— С ней был кавалер?
— Кажется, они только что танцевали.
— «Скорую»! — Мой палец уперся в грудь Калининой и явно причинил ей боль, но она ничего не почувствовала.