Чёрная сова
Шрифт:
— Обязательно скажи! И пусть лошадей пригонит!
Конюх тяжело, не по-кавалерийски залез в седло, кое-как поймал ногами стремена.
— Он глаза смотрел, и дух поймал, — проговорил скорбно. — И стал, как мегиртке. Чёрный сова.
— А это что такое? — спросил Терехов. — Маргаритка? Цветок?
Мундусов растопырил руки.
— Птица такой ночной. Сова! Видел, летает! Коготь — о!
Показал скрюченные пальцы, хлестанул плетью лошадь и помчался галопом куда-то на северо-восток. Андрей проводил его взглядом, перетирая в уме последние его слова и переводя их во вразумительное звучание. Выходило, что дух ископаемой шаманки вселился в Ланду, когда она посмотрела в глаза мумии. И это почему-то щекотало нервы, мороз бежал по спине. Правда, Терехов на снимках мумии никаких глаз не видел, были пустые, выгнившие глазницы в почти голом черепе, и впрямь отдалённо напоминающие круглые
Грозовая снежная туча вроде бы уходила на юг, однако к вечеру сделала полукруг, иногда в прорехах показывая голубое небо, и вернулась, сыпанув опять колючей, мелкой крупой. Можно было уже не ждать окончания снегопада, всё равно начинало смеркаться, и Терехов собрал инструмент. К кунгу он возвращался наугад; заметелило, как зимой, с вихрями и сплошной позёмкой. Врагу не пожелаешь оказаться в такую сумрачную погоду одному на пустынном плато!
За полчаса, пока Андрей шёл, навалило по щиколотку, и снег стал сухой, морозный, скрипучий. В небе ещё дважды громыхнуло, встречный ветер сменился на попутный, и когда в этой круговерти он различил российский флаг на крыше, вдруг тучу оторвало от горизонта и в проран дохнуло заходящее жаркое солнце. Именно дохнуло, ибо его тепло не только улавливалось лицом, но и топило снежинки. Андрей даже остановился и замер: если существуют на земле входы в параллельную реальность или порталы, как их называют «рерихнутые», то выглядеть они должны вот так конкретно, эффектно и маняще. Так и хочется побежать к горизонту, перекинуть ногу через барьер горной гряды и ступить в другой мир, где светло, жарко и не надо растапливать печь.
Сияние солнца длилось всего минуты полторы, затем небесная трещина захлопнула пасть, плотно стиснув зубастые челюсти гор и низких туч. Вмиг стало сумрачно, знобко, захотелось скорее в тепло, и Терехов сходу обогнул кунг, дабы убрать инструменты и сразу взять дров из специального ящика между колёс. Откинув его крышку, он сразу же обнаружил пропажу: топливо было на исходе, много спалили в костре на вчерашних романтических посиделках. Должно было остаться девять коротких поленьев, как раз на две топки, если экономно, однако в ящике лежало всего два и обломки барной стойки.
И только сейчас он вскинул голову: из трубы шёл едва видимый искристый дымок, сносимый ветром. Терехов захлопнул крышку, перескочил через прицепное устройство, занесённое снегом, и тут увидел пару белых коней, привязанных к поручням у входа. Они спокойно жевали овёс, у обоих на мордах висели брезентовые торбы. Белые лошади были только на заставе, да и сёдла кавалерийские, со стальными луками — неужто опять пожаловал конюх с погранзаставы, исполняющий тайные поручения шаманки?
В этот момент ближний конь встряхнулся, сбросил с себя ломти снежного панциря и стал почти чёрным! То есть тёмно-гнедым — выдавал коричневый влажный отлив на крупе...
Андрей оцепенел, как при виде небесного прорана с солнцем, и косой ветреный снегопад снова выбелил жеребца с головы до ног.
Принцесса плато Укок, хозяйка дна земли и богиня смерти, как её воспринимали алтайцы, таинственный дух шаманки, или, наконец, сбежавшая подруга Репьёва — Ланда находилась в кунге и топила печь.
16
День за полярным кругом длился всего часа три, и большую его часть Терехов просидел в комнате для допросов. Когда же привели в камеру, то в окошке под потолком начало синеть, и пока он пребывал в некотором отупении после того, что услышал от опера, небесный свет погас, и над дверью загорелась мутная лампочка за железной сеткой. В первый момент после возвращения ситуация казалась безвыходной: Алефтина из своих искупительных побуждений признала вину и заявила, что находится в розыске. А что она ещё могла сделать?
И виноват был он, Терехов: не предупредил, не научил, не заставил её исполнять строгие инструкции, например, молчать, что бы ни предъявляли и чем бы ни шантажировали, стать не только слепой — глухонемой. А не сделал этого из-за примитивной самонадеянности, даже гордыни, полагая, что сумеет провезти и доставить её на Таймыр без таких вот приключений с тюремными решётками.
На последней войсковой стажировке Терехов застрелил нарушителя, и это каким-то образом повлияло на то, что его списали в запас, лишив офицерской судьбы. Он не любил вспоминать этот случай и старался вообще вытравить его из памяти: девять часов гнал по каменистой горячей таджикской
Потом начальство допытывалось:
— Ты видел у него в руке топор?
— Нет, — честно признавался Терехов. — Темно было.
— А как же узнал, что идёт с топором?
— Услышал...
— Как можно услышать топор? — негодовали командиры, которым кровь из носа этот моджахед нужен был живым.
Сейчас он потерял не только голос, но и слух, и не уловил звона топора, который явственно слышался ещё по дороге, когда выбирались с плато Укок.
И это был крах всех планов. Чёрную сову Алеф вернут на место преступления, то есть на Алтай, откуда она с такими трудами вырвалась, осудят и посадят в клетку. Да, помочь ей можно, например, нанять хорошего адвоката, но совсем уберечь от тюрьмы — уже нет, а значит, нет никакой надежды на её скорое выздоровление.
А была! Фантастическая, призрачная, почти нереальная, но она, эта надежда, существовала. И самое главное — Алефтина верила в неё неистово, как всякий, уже отчаявшийся и обречённый человек.
Вряд ли со своим странным, неизлечимым иначе заболеванием она вынесет лагерную жизнь.
От этих тоскливых мыслей приговорённого к казни Терехов ощутил естественную реакцию организма — сонливое, цепенящее состояние. Срабатывал некий предохранитель перегрузки, отрубало сознание и чувства. Он лёг на матрац, подвернув его край вместо подушки, и не задремал — на минуту забылся. И скоро встрепенулся: краткий, мимолётный сон, будто свежий ветер, смёл хмарь сознания и чувств, развеял давящий тяжёлый туман. Андрея будто озарило: организовать побег! И это единственный способ спасти чёрную сову. Пойти на сделку, которую предложил опер, признаться: дескать, жена, будучи ещё невестой, что-то такое говорила. А оказавшись на свободе, приготовить всё для перехода на плато Путорана: купить горный снегоход, топливо, нарты, чум в комплекте и ждать момента, когда Алефтину повезут в аэропорт. Отбить её по дороге на Алыкель несложно, машины из-за снежных заносов идут медленно, устроить пробку — запросто. А полярная ночь поможет! Вряд ли будет большая охрана, чтобы перевезти женщину, скорее всего, водитель и один сопровождающий. Милиционеры в Норильске особой расторопностью не страдают, в самолёте брали хоть и жёстко, но не очень-то профессионально, мешали друг другу, пыхтели от волнения и усердия. Настоящие бойцы не пыхтят, и вообще не услышишь, как дышат, словно музыканты духового оркестра.
Выхватить из рук конвоира, кинуть поперёк седла снегохода и умчать в лихую и снежную круговерть. Попробуй, догони в метельной ночной тундре, когда под руками нет другого снегохода! Даже если предположить невероятное, что погоне станет известно, куда направляются беглецы, сыскать их на Путоране полярной ночью, в этой безлюдной горной стране размером с Францию — нереально. Полк МВД не поможет.
Решение было и нравилось Терехову, но он чуял его незрелость, ибо слишком уж складно всё получалось, в расчёт не входили поправки на отклонение луча по метеоусловиям — он мыслил, как геодезист, поэтому несколько часов ещё прорабатывал деталировку плана, разбивая его пошагово, на этапы. Затем подвергал критическому анализу, прокручивал в центрифуге каждый, чтобы отсеять лишнее, и ещё раз беспощадно шерстил сухой остаток. Скомплектовал в уме даже все вещи, которые следует купить, вплоть
до мощных кусачек, которыми придётся сразу же перекусывать наручники, если повезут закованной. Ей нужны будут свободные руки, чтоб удерживаться на снегоходе. Первые километры побега гнать придётся по целине, вслепую, по намётам. Машину будет кидать, как на трамплинах.
Пока он строил планы, принесли ужин — рыбный суп из ряпушки. Обед тоже приносили, но эмоционально униженный и растерзанный, он даже не запомнил, что съел. А тут с удовольствием выхлебал алюминиевую миску и голода не утолил, но пища добавила решимости.