Чёрная сова
Шрифт:
В этот миг и промелькнула мысль, что он видит искривлённое пространство. С какой стати и почему это пришло в голову, непонятно, однако это определение зависло в сознании.
Тем временем пятно поднялось над землёй и стало резко сокращаться, распуская круги по воздуху, словно брошенный в воду камень. И как только исчезло, с неба посыпался снег, и вдруг ударил гром, по-летнему раскатистый, долгий. «Искривилось не пространство, а мозги! — подумал Андрей. — Игра светотеней была предтечей обыкновенной грозы, только и всего. Надо бы спросить
Снежный заряд длился несколько минут, а потом резко опал, и на горизонте из белой пелены возник всадник с ведомым конём. Он шёл рысью и направлялся точно к Терехову. Судя по камуфляжу — солдат, но сидит в седле, как пастух — ноги вперёд и врастопырку, а пограничников на конной подготовке учат кавалерийской посадке, на укороченных стременах. Когда оставалось шагов сорок, Андрей признал Мундусова — другого алтайца на погранзаставе не было. И сразу впился глазами в коней: ведомой была кобылица, но залепленная снегом — не поймёшь, какой масти, вроде, серая! Уж не словил ли её алтаец? Конюх в это время спешился и стал приближаться как-то виновато-покорно: то ли кивал, то ли голова у него дёргалась вперёд, как у Севы. В трёх шагах остановился и поклонился в пояс, сложив руки перед собой.
— Якши ба! Здравствуй, Терех-ада!
— Здорово, Мундусов! — Терехов пошёл к ведомой лошади. — Уж не мою ли привёл?
— Твоя привёл! — обрадовался и заволновался конюх. — Твой ат!
Андрей смёл снег с морды кобылицы и отступил.
— Так это не моя, Мундусов! Серая, но не моя. Моя же в яблоках!
— Твой, твой! — быстро заговорил тот, путая языки. — Айбыла... Просить тебя хотел, Терех-алып! Садись, поедем! Надо ехать! Кам айбыла...
— Куда ехать-то?
— Айылда, в гости ходить! Кам просил, шаман! Меня послал дух! Я кул, слуга, слушал и ехал. Один не приезжай — сказал.
— Какой дух? Ты что, Мундусов? У меня работа стоит!
Похоже, от волнения он вообще забыл русский и выдал длинную фразу по-алтайски, но спохватился и перевёл:
— Дух твой конь даст! Твой конь угнали, жеребец и кобыла?
Терехов насторожился.
— Угнали... Так что, дух твой лошадей нашёл?
— Нашёл, нашёл! Меня послал, сказал: вези Терех, конь отдам. Совсем отдам, больше не возьму.
— Сначала угнал, теперь возвращает? Забавные занятия у ваших духов!
Мундусов согласно закивал, однако заговорил отрицательно:
— Этот шаман не наш, не алтай. Ваш шаман, дух казыр, злой. Уй-кижи!
— Что значит — уй-кижи?
— Женщина! — чему-то обрадовался конюх. — Кыс, кыс, девушка.
— Шаманка, что ли?
— Дух кам! — опасливым полушёпотом заговорил тот, подавая повод. — Мёртвый дух, шаман дна земли! Кара мегиртке, чёрный сова. Садись ехать. Велел везти!
— Чёрная сова?
— Чёрный сова — мёртвый дух!
— Принцесса Укока?
— Дух земли! — Мундусов постучал подошвой. — Тот мир!
— Велела привезти
— Велел! Он велел! Терех-баалу, дорогой, аргада, спасать надо Мундусов. Тебе коня спасать, мне дух спасать. Я кул шаман, слуга. Приказ не делать — ум отберёт, дух отберёт. Камень сделает, камень-баба, истукан! Кара мегиртке летает, садиться будет, пища клевать, голова срать.
— Никуда я не поеду! — возмутился Терехов. — Она вас тут запугала, а вы верите... Ничего она с тобой не сделает!
— Ваш шаман Мешков тоже думал — не сделает, — отпарировал конюх. — А дух земли сделал! Верёвка на ноги вязал, по камень волок. Мешков помер.
— Как — помер?
— Совсем помер! Неживой был, ворон клевать хотел. Наряд его нашёл, жена лечил, камлал — ожил. Мегиртке — дух страшный.
— Да не трусь, Мундусов, — не совсем уверенно произнёс Терехов. — Ты же боец Красной армии! А веришь в духов. Езжай и передай этой шаманке: сама угнала лошадей, пусть сама и возвращает.
В это время над головами громыхнуло, кони от неожиданности шарахнулись в стороны, чуть не вырвав поводья, а конюх испуганно присел.
— Уй-кижи злой! Шаман сердится! Чёрный мегиртке летит!
— Это гроза, Мундусов! — Андрей и сам непроизвольно вздрогнул. — Видишь — туча? Грозы не слыхал? Ты в школе учился?
Конюх остался сидеть на корточках.
— Дух аркан кидал, кыс поймал, конём таскал. Мешкова до смерти таскал, кыс пожалел, живой оставил.
Терехов от его слов опять вздрогнул, вспомнив Палёну.
— Чего-чего? Какой кыс?
— Большой кыс, красивый девушка. Капитана ох любит... Наряд привёз, санчасть лежит кыс, плачет...
— Это же ей приснилось!
— Приснилось... А спина болит, вся кость болит, — Мундусов загоревал. — Капитан санчасть сидит, смотрит... Дух меня аркан возьмёт, таскать будет...
— Твой капитан сам сюда этого духа привёз! — отпарировал Терехов. — Вот пусть сам и расхлёбывается с ней.
Конюх встал, словно побитый, однако сказал уверенно:
— Он не виноват. Он глаза смотрел.
— Кто не виноват? Капитан?
— Кыс не виноват, глаза смотрел. Дух дна земли себе брал. Шаман стал злой.
Андрей толком ничего не понял.
— Уж не разжалобить ли ты меня хочешь, Мундусов? Вы тут нагнали мистики, напридумывали хрен знает что вместе со своим капитаном! Если собрался везти меня к конокрадке, значит, знаешь, где живёт?
— Знаю. Куй живёт пещера, дно земли.
— И капитан знает?
Конюх поднял и опустил виноватые глаза.
— Знает...
— Так вот пусть сам и едет на этот куй!
— Капитан ехать нельзя. Дух не пускает.
— Ну а я-то здесь с какого бока? Слушай, Мундусов, вали-ка ты отсюда! Некогда с тобой возиться. Если бы ты мне коней привёл...
Мундусов подковылял на кривых ногах к своему коню, привязал повод второй лошади к луке седла.
— Поеду ары-бери, скажу шаман: Терех-ада казыр, сам злой.