Черная стая
Шрифт:
– - Знаешь какую-нибудь сказку?
– - спросил Йохан, младший из братьев, пухлый восьмилетний мальчуган, похожий на сестру.
– - К старшим надо обращаться на "Вы", -- тут же вмешалась мать, -- и не забывать прибавлять "герр Войцех".
– - Не стоит, фрау Грета, -- махнул рукой Шемет, -- мы же с Йоханом друзья. Правда, Йохан?
Йохан с готовностью закивал, и мать, улыбнувшись, не стала возражать.
– - Сказку, сказку, -- напомнил Йохан, -- ты, наверное, знаешь много сказок?
– - Знал, да забыл, -- смутился Войцех, которому в детстве вместо сказок кормилица рассказывала на ночь жмудские легенды, по его теперешнему
– - И про Красную Шапочку не знаешь?
– - удивился Герберт, поднимаясь с ковра и направляясь к шкафу, -- вот, можешь почитать.
Шемет слегка покраснел. "Сказки матушки Гусыни" он читал уже корнетом, после отъезда отца из Петербурга. Их нескромные намеки и более откровенные "моралите", следующие за каждой сказкой, еще менее, чем деревенские предания, подходили для детского чтения, зато могли послужить весьма пикантной темой для альковного разговора с дамой.
История невинной девушки, попавшей в постель к злому и коварному волку, в особенности смутила его сейчас, после того, как только присутствие матери и братьев удержало его от того, чтобы заключить Лизхен в объятия, послав к чертям все благие намерения. Ему стало нестерпимо стыдно, и он взял злополучную книгу из рук мальчика, словно это был тот самый безнравственный французский роман, которого так опасалась фрау Грета.
Но книга оказалась немецкой, авторства братьев Гримм, изданной всего год назад в Берлине. Прекрасные гравюры были выполнены в самом невинном духе, а сказка, которую он открыл не без внутреннего трепета, учила детей послушанию, ни словом не напоминая об опасностях, ожидающих юных девиц в постели злого волка. Войцех с удовольствием почитал ее вслух, даже в лицах. Злобное рычание выходило у него особенно хорошо, заставляя мальчишек покатываться со смеху.
Через час Лизхен, уже с вымытыми руками, застегнутыми на все пуговки манжетками и без передника, внесла на подносе кофейник, сахарницу и молочник. Вслед за ней показалась Анна, с еще горячим сладким пирогом на большом фаянсовом блюде. Клеенку со стола сняли, и Шемет, проголодавшийся от игр и чтения вслух, отдал должное и кофе, и пирогу. На Лизу он смотреть избегал и почти сразу после ужина откланялся, сославшись на завтрашние дела, и поднялся наверх.
Закрыв за собой дверь, Войцех бросился на постель и судорожно вцепился в подушку, покрывая ее поцелуями. Слегка выпустив пар, перевернулся на спину, положив руки под голову, и задумался, глядя в потолок.
Ничего подобного с ним до сих пор не происходило. Вернее, и томление в груди, и горячечная круговерть мыслей, и желание, обжигавшее при взгляде на Лизхен, -- все это было знакомо, и, по правде сказать, не так уж отличалось от того, что он испытывал, увлекаясь очередной светской львицей. Но прежде ему никогда не приходилось задумываться о том, чего он хочет. Щедрый дар мгновенного порыва страсти или драгоценная награда за долгие ухаживания, своя прелесть была и в том, и в другом. Но конечная цель всегда была одна, и никаких сомнений в том, стоит ли ее добиваться, Шемет не испытывал ни разу.
С Лизхен все обстояло иначе. Соблазнить ее и оставить -- означало сломать ее жизнь раз и навсегда. Войцеху вспомнились слова Исаака "Но вы, господин граф, учитывая ваше происхождение и богатство, не станете лгать, что готовы жениться". Жгучая волна возмущения поднялась в его душе. Конечно, он не станет лгать. Ни себе, ни Лизхен. Но как же заблуждается старый болван, если думает, что он, Войцех Шемет, из тех, кому происхождение и богатство девушки важнее ее красоты, ума и характера. Нет, он, конечно, не готов жениться. Пока не готов. Но это же не значит, что это вообще невозможно?
Войцех перевернулся на живот, обнял подушку и прижался к ней щекой. Лизхен, такая прелестная, такая желанная. И как ее можно не любить? Даже сорванцы-мальчишки обожают свою сестру, это видно с первого взгляда. Из нее выйдет прекрасная жена, заботливая, нежная, умеющая внести в дом уют и тепло. И почему он должен уступить это кому-то другому, основываясь на глупых предрассудках?
Как бы ей пошли изящные платья из шелка и кружев. Как бы в опере, в ложе, она притягивала к себе все взгляды своей красотой и изысканностью манер. Как было бы прекрасно прокатиться с ней в санях по лесным дорогам Мединтильтаса, согревая ее нежные губы поцелуями. С какой гордостью он кружил бы ее в вальсе на придворном балу, здесь в Берлине, или в Петербурге, под завистливыми взглядами светских повес. Решено...
Впрочем, решать что-то теперь, когда шла война, было невозможно. Жениться только для того, чтобы насладиться ее невинностью и тут же уйти, рискуя оставить вдовой? Это было бы жестоко и несправедливо по отношению к ней. Даже просто взять с нее обещание дождаться, а потом не вернуться -- разве это не эгоизм, не себялюбие, не имеющее оправданий? Нет, ради такой девушки стоит ждать, стоит обуздать свои желания и только в мечтах...
Придя к такому выводу, Войцех пообещал себе, что не оскорбит Лизхен даже мысленно, представляя себе то, на что не имел бы права. Ну, разве что совсем невинный поцелуй. Или нескромный взгляд. Или... К черту! Он всегда может представить себе, что они уже женаты. В конце концов -- в такой мечте нет ничего оскорбительного для Лизхен.
С этими мыслями Войцех задул свечу и с чистой совестью предался мечтам.
На следующий день Шемет отправился в налоговый департамент в самом радужном настроении. Он всегда старался самые неприятные дела проделать как можно скорее, не откладывая на потом, чтобы мысли о них не отравляли свободные минуты, а времени на приятное времяпровождение оставалось как можно больше. Спроси его кто-нибудь в этот момент, не кажется ли ему, что война закончится тем быстрее, чем раньше он туда попадет, Войцех, не успев задуматься, ответил бы "да".
Получасовое ожидание в очереди настроило его на более серьезный лад, коллежский регистратор, который вел прием посетителей, и вовсе вернул с небес на землю вопросом, не для того ли господин граф заключил с бывшими крепостными столь невыгодные для себя арендные соглашения, чтобы уменьшить сумму налогов.
Объяснения Войцеха, что более высокая плата разорит крестьян и заставит их продать преимущественное право на аренду чужакам, на честность которых, в отличие от веками проживающих на этой земле семей, он не может положиться, чиновника не убедили, и он затребовал у Шемета официальный отказ от пересмотра условий аренды в соответствии с нормами Акта, утвержденный в земельном суде. Кроме того требовалось подтверждение от интендантского управления Военного министерства, что поставки фуража, мяса и водки для нужд армии прошли в соответствии с разнарядкой, поскольку Министерство финансов не может произвести оценку облагаемого налогами дохода без учета этих поставок.