Черная вдова

Безуглов Анатолий Алексеевич

– Что же делать?

– Постарайтесь собрать побольше информации о связях Ростоцкой с Варламовым у сослуживцев, соседей, знакомых. Ну а потом сами смотрите, как это использовать. И не забывайте, помимо денег, похищенных в сберкассе, нас интересует, были ли знакомы Решилин и Варламов. Это, кстати, можете выяснить у вдовы Варламова.

– Удобно ли?
– Майор вспомнил портрет Кима Харитоновича в черной рамке в гардеробе министерства.
– В трауре небось.

– Кичатов встречался с ней в Южноморске, говорит, что женщина она сильная, рассудительная.

–

Ладно, свяжусь с ней, - сказал Латынис.

Он тут же позвонил Варламовой, и она разрешила майору приехать к ней. Что Ян Арнольдович и сделал.

Вдова была одна в огромной квартире на проспекте Мира, и их беседе никто не мешал. Ян Арнольдович прежде всего попросил прощения, что вынужден задать несколько вопросов относительно Кима Харитоновича, когда в доме такое горе, но Вероника Петровна перебила его:

– Не надо извиняться. Спрашивайте. Если что знаю - скажу, нет - не обессудьте.

Майора удивило ее спокойствие, даже невозмутимость: ведь всего несколько дней назад похоронила мужа.

– Скажите, вы знаете художника Решилина?
– начал он.

– По-моему, этого художника должен знать каждый культурный человек. Варламова закурила "Беломор", по-мужски сжав мундштук папиросы.
– Во всяком случае, кто считает себя таковым...

– Да-да, разумеется, - смутился Ян Арнольдович.
– Но я вот о чем хотел бы знать: ваш муж был знаком с Решилиным?

– Знаком?
– удивилась вопросу вдова.
– Никогда не слышала об этом. Хотя решилинская картина у нас есть. Вон висит...

Вероника Петровна показала на работу художника. На картине было изображено одухотворенное юношеское лицо. Светлые волнистые волосы, голубые глаза. Картина была написана на деревянной доске, как икона. И манера была иконописная.

– Называется "Молодость художника", - пояснила Варламова.

– Откуда она у вас?
– поинтересовался Латынис.

– Кто-то из знакомых подарил Киму Харитоновичу, - ответила Вероника Петровна.
– А может быть - подхалим. Собственно, картин было две, но другая уплыла...

– К кому?

Вопрос повис в воздухе. Варламова глубоко затянулась дымом и некоторое время с прищуром глядела на решилинское творение, вероятно колеблясь, стоит ли открываться собеседнику.

– К кому?
– повторила вдова.
– К одному человеку, к которому много чего еще уплыло... К женщине.

– Ростоцкой?
– невольно сорвалось с языка у Латыниса.

Он испугался: вдруг его бестактность обидит Варламову. Однако она даже глазом не моргнула, только потушила докуренную папиросу и засмолила новую.

– Да, у Стеллочки ручки хоть и нежные, но цепкие, - усмехнулась вдова.
– Что в них попало, считай - пропало...

– Поскольку уж зашел разговор о Стелле Григорьевне, - осмелел Ян Арнольдович, - что вы можете рассказать о ней?
– И поправился: - Конечно, если не хотите, можете ничего об этом не говорить.

– Что правда, то правда, большого желания нет, но, очевидно, придется, - вздохнула Варламова.
– Я ведь вижу, вас интересует это неспроста. И делить нам с этой женщиной теперь нечего. Понимаете, последние лет восемь нас с Кимом Харитоновичем объединяла лишь общая крыша над головой. Ну, еще необходимость изображать благополучную супружескую пару. Но фактически он имел другую жену, Ростоцкую...

– Понятно, - кивнул Латынис, немало пораженный тем, что вдова Варламова говорит об этом так буднично и просто.

Она, словно прочитав мысли майора, усмехнулась:

– Удивляетесь, чего это я разоткровенничалась? Так вы же все равно об этом знаете, я уверена.

– Не знаем, - мотнул головой Ян Арнольдович.

– Ну, так узнали бы. Да еще подумали: несчастная женщина, которую обманывали почти десять лет! Так вот, к чести Кима Харитоновича будет сказано, в прятки он со мной не играл. Сам открылся. Единственное, о чем я его просила, чтобы не знали дети. Во всяком случае, до тех пор, пока не станут совсем взрослыми. Это условие Ким Харитонович выполнял.
– Вероника Петровна, тяжело задумавшись, помолчала.
– Может, и хорошо, что сын и дочь так и не знают, что их отец...
– Она снова вздохнула.

"Вот, значит, почему она не убивалась из-за смерти мужа", - подумал Латынис.

Подробности отношений Ростоцкой и Варламова он ворошить не стал и последнее, о чем спросил, были ли у покойного вредные пристрастия - к выпивке или, может, к наркотикам?

– Хорошее вино и коньяк муж любил, - отвечала Вероника Петровна.
– Но пил в меру. Ну а насчет наркотиков... Ким Харитонович предпочитал удовольствия реальные, осязаемые... Впрочем, категорически утверждать не берусь. По существу, последнее время мы были чужие люди.

Больше ничего интересного выведать у вдовы не удалось. Но и то, что она сообщила, было ценным. Майор решил эти сведения углубить, расширить, в чем и преуспел.

Действительно, последние восемь лет Варламов и Ростоцкая фактически были мужем и женой, что они, однако, пытались тщательно скрывать от окружающих, особенно от сослуживцев. Фамилия Ростоцкая досталась Стелле Григорьевне от отца. Правда, около трех лет она была Голубкина. Брак секретаря Варламова с ничем не примечательным инженером Голубкиным был загадочным пятном во всей этой истории. Но в этот промежуток времени Стелла Григорьевна с мужем переехала в трехкомнатную кооперативную квартиру в самом центре Москвы, после чего последовал развод. Супруги расстались, инженер из квартиры выселился. Можно было предположить, что этот брачный финт задумали и проделали из-за дополнительных квадратных метров: так бы секретарша могла претендовать лишь на однокомнатную квартиру.

Все расходы по роскошному уютному гнездышку: паевой взнос (а он был выплачен полностью), мебель и прочая обстановка - нес Варламов. Более того, совсем неподалеку от столицы, в деревне, на имя Ростоцкой была приобретена ветхая избушка, которая в минимально короткий срок - всего лишь за одно недолгое московское лето - превратилась в премиленькую комфортабельную дачу, включая сауну на участке. Здесь же имелся под домом теплый гараж, где стояла новенькая "Волга", оформленная на имя Стеллы Григорьевны.