Черная вдова
Шрифт:
– Вот видите, - оправдывалась Ольга Несторовна, показывая на рухлядь в углу.
– Я думала, под тряпками тоже старье.
И она приподняла материю. Под ней штабелем лежали картины.
Вета Владимировна взяла одну в руки. С холста глядело румяное лицо молодой женщины с ослепительной рекламной улыбкой. Из-под руки жизнерадостной доярки умно и счастливо смотрела на свет буренка.
А дальше пошли суровые и непреклонные, озаренные возвышенным трудовым подвигом комбайнеры, водители могучих самосвалов, рыбаки, шахтеры, академики...
Латынис и Вета
– Странно, - проговорила нотариус.
– Ведь Феодот Несторович все это якобы сжег... Давно...
Сестра художника не могла ничего сказать ей в ответ.
Приступили к описи. Картин оказалось двести семнадцать.
– Это еще не все, - вставил свое слово молчавший до сих пор Емельян Несторович.
– На чердаке над гаражом имеется штук пятнадцать.
Когда Решилина запирала времянку, Латынис внимательно присмотрелся к ключам: ему показалось, что он уже видел где-то похожую связку - два от английского замка и один странный, похожий на шуруп, но без нарезки Ян Арнольдович попросил на минутку связку, заинтересовавшись якобы брелоком...
"Да, я определенно уже встречался где-то с такими ключами", - заключил он, возвращая связку владелице. Но вот где именно, майор не мог вспомнить.
Гараж состоял из двух отделений. В одном стоял, поблескивая лаком, большой черный приземистый "ситроен", похожий на неведомое морское чудовище, в другом помещении находилось то, что держит обычно рачительный хозяин машины, - запасные части, автокосметика, инструмент. Отсюда шла лесенка на чердак, где хранились картины Решилина, его, так сказать, первого периода. Причем сюда он определил почему-то портреты вождей, многие имена которых уже даже не помнятся.
И эти картины внесли в дополнительную опись. Ольга Несторовна неожиданно вдруг отчего-то расстроилась, расплакалась, и Латынис отказался от своего намерения провести по фотографиям опознания неизвестных граждан, утонувших в том же месте, где и ее брат. Принимая во внимание ее состояние, он отложил это мероприятие на завтра.
По дороге назад Вета Владимировна явно была обескуражена находкой картин Решилина, от которых он сам якобы отрекся. А оперуполномоченного уголовного розыска занимало другое: не давала покоя связка ключей, которые он видел в руках Ольги Несторовны.
Озарение пришло в Москве, когда он уже добрался до своей гостиницы. Ян Арнольдович тут же позвонил в Южноморск. Поначалу он рассказал Чикурову о посещении родственников художника и о том, что на даче никто, кажется, подпольно не живет.
– Кажется или точно не живет?
– спросил руководитель следственно-оперативной группы.
– Емельян Несторович с радостью бы выдал этого глухонемого Тимофея Карповича, - сказал Латынис.
– Еще что у вас?
– Помните, Игорь Андреевич, у неизвестного с огнестрельной раной на голове, которого водолазы нашли в море, была в кармане связка ключей...
– Да, вещдок хранится у меня в сейфе, - подтвердил Чикуров, и в голосе его послышалось настороженность.
– Так вот, точно такая же связка имеется у сестры Феодота Несторовича Решилина, - сообщил майор.
– Я хочу сказать, что это ключи от решилинской дачи.
На том конце провода воцарилось молчание. Латынис подумал, что их разъединили, и крикнул:
– Алло, алло! Игорь Андреевич!..
– Да слышу я, слышу, - откликнулся Чикуров.
– Понимаете, Ян Арнольдович, перевариваю...
– И что?
– Лихо получается! Видите ли, удалось идентифицировать этого самого застреленного. Ответ пришел из МВД СССР: отпечатки пальцев утопленника с пулевым ранением соответствуют отпечаткам пальчиков некоего Пузанкова, который отбывал наказание в колонии по статье 144 и освободился четырнадцать лет назад...
– Фю-ить!
– присвистнул Латынис.
– Действительно закручено!
– Но Пузанков не глухонемой... Короче, проведите как можно скорее опознание и допросите сестру и брата Решилиных.
– Теперь уже завтра...
Напоследок Чикуров проинструктировал майора, что ему следовало узнать у Ольги и Емельяна.
Назавтра Латынис произвел опознание. В райотдел внутренних дел сначала вызвали Емельяна Решилина. Среди предъявленных ему фотографий он сразу указал на одну, сделанную с убитого под Южноморском незнакомца. Это действительно был Тимофей Карпович, проживавший до этого на даче художника. Однако сообщить подробности, кто он, как попал к Феодоту Несторовичу и чем на самом деле занимался, Емельян Решилин не мог. По его словам, он навещал знаменитого родственника очень редко. И вообще отношения между двумя братьями были далеко не идеальные.
После допроса Емельяна Решилина пригласили Ольгу Несторовну, доставленную в РОВД.
Увидев в числе пяти разных фотографию, сделанную с покойного Тимофея Карповича, Решилина окаменела.
– Узнаете?
– спросил майор.
– Господи!
– сестра художника медленно перекрестилась дрожащей рукой.
– И его, сердешного, бог прибрал? Пошто?..
Она вытерла кончиком черного платка набежавшую слезу и прерывающимся голосом произнесла:
– Он это, товарищ майор, Тимофей Карпович Пузанков...
Оформив опознание протоколом, Латынис приступил к допросу. Ждал, что Решилина будет откровенной, ан нет, Ольга Несторовна замкнулась наглухо, отвечала односложно, каждое слово приходилось буквально вытаскивать из нее, повторяя одни и те же вопросы по нескольку раз.
Сколько жил на даче у Решилина Пузанков, она якобы не знала. Феодот Несторович пригласил ее приехать и взять заботы о его доме на себя шесть лет назад, когда он обзавелся дачей на берегу водохранилища. А Пузанков уже жил там, помогал по хозяйству, исполнял обязанности сторожа, истопника, а также следил за автомобилем. Ольга Несторовна утверждала, что прошлое Пузанкова ей неизвестно. Когда Латынис сообщил ей, что Тимофей Карпович вовсе не глухонемой, та выразила крайнее удивление, так как прежде была абсолютно уверена, что "бог его обидел". Майор рассказал Решилиной и о том, что Пузанков грабитель. Но это не произвело на женщину никакого впечатления.