Черная вдова
Шрифт:
– Теперь понимаю, почему ты здесь.
– И как-то по-хозяйски, что немало удивило Глеба, добавил: - Айда на кухню.
Тот покорно проследовал за Аркадием, сел на предложенную табуретку. На плите варились сосиски в кастрюльке, на столе стоял распечатанный пакет молока, лежали свежие помидоры и огурцы.
– Как насчет пожевать?
– спросил Буримович, нарезая овощи на тарелку.
– Не откажусь, - ответил Ярцев, вопросительно глядя на земляка, мол, что это все означает.
– Что же ты не сказал, что хочешь перебраться в Москву?
–
– Случая не было, - ответил Глеб.
– Я смотрю, ты распоряжаешься здесь как хозяин...
– Баба Валя - моя родственница. Когда мы приезжаем в Москву, всегда останавливаемся у нее.
– А-а, - с облегчением произнес Ярцев.
– Где Стася?
– Э, брат, тут такое, - вздохнул Аркадий, накладывая себе и приятелю сосиски.
– Кошмар! Так что с обменом - ты абсолютно не ко времени. Бедная баба Валя не знает, на каком она свете.
– Постой, постой, а зачем она обратилась в бюро обмена?
– Да она хочет переехать в Средневолжск к дочери своей, то есть к моей тете. Понимаешь, тетя недавно похоронила мужа... Помочь ей надо. Четверо детей на руках - не шутка. Вот баба Валя и решила... А тут другое несчастье.
– Какое?
– Дядю Диму вчера вечером арестовали.
– Кто это?
– Да сын ее... Ну мы еще позавчера ходили с ним на вечер Гумилева в Ленинку, - растолковывал Аркадий.
– Ты видел его. Взяли прямо с работы. А с утра сегодня баба Валя со Стаськой пытаются что-нибудь узнать.
Доели сосиски молча, Ярцев не знал, о чем и как дальше вести разговор.
– И за что его?
– спросил он, когда они закурили.
– За что...
– как эхо повторил со вздохом Буримович и, в свою очередь, спросил: - За что теперь берут? За нетрудовые доходы. Так что, Глеб, сам понимаешь, соваться к бабе Вале с обменом...
– Понимаю, понимаю, - поспешно ответил Глеб.
– Ну, я пойду.
– Может, посидишь? На душе жуть как муторно.
– Аркадий посмотрел на часы.
– По телеку как раз баскетбол...
– Прости, старик, дела.
– Ярцев тоже посмотрел на часы и встревожился: надо срочно позвонить Вербицкой.
– Слушай, где у вас тут телефон-автомат?
– У кинотеатра, - показал в окно Буримович.
Расставание вышло невеселым. Глеб спустился к "Неве", зашел в телефонную будку, набрал номер Вики.
– Ну как, идем к Феликсу?
– спросил он.
– А как же!
Договорились встретиться в семь часов на площади Белорусского вокзала у памятника Горькому.
Впервые за день не надо было спешить - в запасе целых два с половиной часа. Ярцев отправился на метро "Речной вокзал" пешком. Этот район действительно был самым лучшим из всех, в которых он бывал в Москве. Дома утопали в зелени. Не улицы, а тенистые парковые аллеи. И какая-то удивительно приятная атмосфера.
Глеба одолевали отчаянные мысли: исколесил весь город, просадил уйму денег на такси, а результат?
Везде какая-то неопределенность, у всех свои сложности, проблемы. Удивительно, но нигде Ярцев
"Может, и впрямь прибегнуть к услугам маклера?
– подумал Глеб, вспомнив парня у бюро обмена, давшего ему свой телефон.
– Но где гарантия, что он не окажется мошенником? Сдерет деньги - и поминай как звали! В милицию ведь не сунешься..."
Из метро плотным потоком выходили люди. Но в направлении центра вагоны шли полупустые.
Он нашел сберкассу неподалеку от Белорусского вокзала, снял с аккредитива деньги, и все равно еще оставалась масса времени. Ярцев извелся от ожидания, к тому же Вербицкая опоздала. И когда уже терпению подошел конец, появилась, стремительная и элегантная, в облаке легких духов.
– Не ругай меня, Глеб, - извиняющимся тоном проговорила Вика, решительно беря его под руку.
– Все из-за Мишки...
Он вспомнил вчерашнее появление в кафе Жоголя-младшего, его эксцентричное поведение, а также скоропалительное исчезновение вместе с Вербицкой.
– Еще не пришел в себя?
– поинтересовался Глеб.
– Какой там! От меня убежал, домой ночевать не явился. Отец страшно переживает. Мы сейчас были с ним в Измайлове. Между прочим, и Решилин там был.
– А что там такое?
– спросил Глеб, которого спутница вела сквозь толпу уверенно и быстро.
– Собираются художники. Ну, что-то вроде вольной выставки... Народу съезжается посмотреть - пропасть. Что понравится - можно купить.
– Хорошие картины?
– Разные. Есть очень хорошие, а есть просто дурного вкуса... Да там не только картины. Керамика, чеканка, резное дерево. И даже вышивка. Словом, московский Монмартр.
– А власти как, одобряют?
– Скажешь! Скорее терпят. Ну кому плохо от того, что кто-то купит и повесит у себя дома пейзаж или поставит красивый кувшин? Ведь не бутылку покупают из-под полы, а красоту!
– Худсовет не утвердит, - усмехнулся Глеб.
– А сколько безобразной безвкусицы на прилавках магазинов, утвержденной этим самым худсоветом?
– возмутилась Вербицкая.
– Вон Жоголь купил сегодня картину, честное слово, такой ни в каком художественном салоне не увидишь! И цена умеренная...
– А что там Решилину делать?
– полюбопытствовал Ярцев.
– Как что? Посмотреть на работы молодых. Что их волнует, какие теперь увлечения, тенденции. Ведь на официальные выставки тому, что показывают в Измайловском парке, ни за что не пробиться!
– Ну, и Мишу нашли?
– Нет, - коротко ответила Вика и, посмотрев внимательно на Глеба, спросила: - Вижу, думы тебя мучают. Какие, если не секрет?
Ярцев помедлил с ответом, решая, поделиться своими заботами по поводу обмена или нет. Откровенно говоря, у него уже возникала мысль: а не стоит ли обратиться к Вике или Жоголю за помощью? Но что-то останавливало.