Черная война
Шрифт:
– Да. Я вот не верила никогда, что можно такими жестокими, как немцы, быть. Пока не увидела, как они наших раненых добили.
Ого! А девчушка уже успела кое-что повидать и запомнить. Вон руки как сжались!
– А то, что детьми и женщинами прикрываться можно – в это ты поверить можешь?
– От кого прикрываться?
– Ну, выставить их в окна, а самим из-за их спин стрелять.
– Да это ж… – У нее аж дыхание перехватило. – Это совсем нечеловеком надо быть!
– А я это – видел. И не раз. И как раненым головы отрезают, и много еще чего
Мы шли с ней по лесу, и я говорил. Должно быть, я устал держать в себе все эмоции, а может быть – просто понимал, что от нее мне не стоит ожидать какой-то подлянки. Я рассказывал ей про Афган, про Буденновск и Чечню. Про страшное слово «Норд-Ост». Она что-то невпопад спрашивала, ахала, сбивалась и сбивала меня. Удивлялась и бледнела.
– Но как же так, дядя Саша?! Вам в Москву надо, к Сталину!
– Ну, ты у нас неглупая девушка, вот и представь себе такую картину. Вылезает из леса некто, бородатый и в наколках, и говорит – везите меня к Сталину! Я великую тайну знаю! И дают ему личный самолет и везут – куда?
– В Москву!
– А на Колыму – не хочешь? Я даже тебе НИЧЕГО доказать не могу, а если кому посерьезнее? Говорил я тут с одним ОЧЕНЬ умным чекистом…
– И что он?
– Дал команду меня расстрелять. Не поверил.
– А вот это? – кивнула она на мешок у меня за спиной.
– А вот это – аргумент, Котенок. Серьезный и весомый. По крайней мере сразу меня не шлепнут, а сначала выслушают. Только для этого – еще дойти надо.
– Вот дождемся ребят – и вместе!
– Твоими бы устами, Котенок, да мед пить… Ладно. Пришли мы, давай ночлег устраивать.
Облюбовав выворотень побольше, я начал устраивать там гнездо. Топорик у меня был. Нарубив несколько елочек, я, прислонив их к выворотню, сделал подобие шалаша. Марина тем временем резала лапник и выкладывала из него лежку внутри. Вплотную к выворотню я соорудил небольшой костер. Хорошо! Огонь горел чуть внизу, и со стороны его видно не было бы и так, да тут еще и елки его закрыли совсем.
– Все! Устраивайся на ночлег. Вон в мешке у меня пошуруй, там носки должны быть теплые, да и еще что-то подобное было.
Марина полезла в мешок и обзавелась некоторыми полезными ей вещами.
– Там еще пистолет лежит – возьми. Лишним не будет, патронов к «ТТ» у нас кот наплакал. А патронов к «вальтеру» там штук пятьдесят точно есть.
– Так у меня к нему кобуры нет.
– И не надо. Сунь его в карман, в левый, будет запасным.
– Так это вы так, с двух-то рук, стрелять можете. А я и не пробовала даже.
– Утром покажу. Это наука нехитрая, если голова соображает правильно. А сейчас – спать! Пока костер тепла нагнал – засыпай.
Я снял полушубок и уложил его на ворох лапника.
– Снимай свой и ложись сюда. А своим накроешься сверху.
– А вы как же?
– Дров подброшу и сбоку приткнусь. Поодиночке – вымерзнем к утру, а так и костер горит, и друг друга обогреем.
Ночью снег
Под утро мне стали сниться какие-то непонятные сны. Серега в бане, почему-то с «СВД», узбеки с винтовками. Горящий бэтээр – где это? Афган? Чечня? Бородатый «дух» с пистолетом, который прятался за спиной знакомой девушки. Да это же Маринка! Я рванулся вперед… и проснулся. Утром подморозило, но в шалаше было относительно комфортно. Судя по тому, что внутри было темно, снег засыпал нас весьма основательно. Костер потух, и, выбравшись из-под полушубка, я присел к нему, стараясь раздуть угли. Благо запас дров был внутри и вылезать наружу не было необходимости.
За спиной завозились.
– С добрым утром, Котенок!
– С добрым утром, дядя Саша!
– Не замерзла ночью?
– Нет, хорошо было, я даже сон видела.
– Мирный сон-то?
– Да, маму видела. Девчонок из школы.
– Надо же… А у меня все какая-то хрень снилась. Не отпускает война, даже и во сне. Поройся там, в мешке, консервы давай, галет пачка должна быть – ее тоже тащи. Вода – во фляге. Котелок достань, воды согреем.
После перекуса я занялся военной подготовкой. Начал учить Маринку правильно ходить, смотреть. Показал ей, как работать с пистолетом с правой и с левой руки.
– Так, для начала – учимся ходить.
– Как это?
– Как и все – ножками. Встань в стойку, как если бы ты стрелять собралась.
Маринка приняла буденновскую стойку. Меня аж повело. – Так. Этот маразм забудь как страшный сон. Чтобы я тебя в такой неприличной позе больше не видел никогда.
У нее покраснели щеки.
– А что же тут неприличного, дядя Саша? У нас так все стреляют.
– Щас все начнут с моста вниз головой сигать, следом прыгнешь, за компанию?
– Нет.
– А тут что, голову включать не надо?
– …
– Значит, так. Стоим ровно, не напрягаемся, ноги расставлены примерно вот так, видишь?
– Да.
– Покачайся туда-сюда. В ногах не должно быть напряжения, усталости. Они свободно двигаться должны. Попробуй повернуться на них влево-вправо.
Она повертелась.
– Ну как? Ногам не неудобно?
Подвинув ноги, она снова повернулась несколько раз.
– Вот так вроде бы ничего.
– Отлично. Теперь бери в руки пистолет. Я сказал, в руки!
– Так я же…
– В обе руки! Пистолет в правую, левой рукой его поддерживаешь чуть снизу.
– Так?
– Ну, примерно так. Руки не напрягай, слегка в локтях согни. Чтобы как пружинки были. Попробуй ими туда-сюда подвигать. Как птица клюет, так и пистолетом клюй. Постарайся им в сторону цели попасть.
Маринка попробовала. Получилось не очень.
– Еще раз. Ну, хоть что-то… Теперь смотри.
Я несколько раз повернулся из стороны в сторону. Вправо-влево, с приседом, кувырок назад, вбок.