Черная Жемчужина
Шрифт:
— Какая красота… — восхитилась она.
Не удержавшись, остановила Леди. Сложила из пальцев обеих рук подобие прямоугольника и прищурила левый глаз — порыв, отголосок привычки из той, прошлой жизни.
— Что ты делаешь? — заинтересовался Джеральд.
Кэйла рассмеялась.
— У нас с мамой в моем детстве была такая игра — кто заметит что-то удивительное, делает пальцы так, как будто фотографирует.
— Фото… что?
— Фотографирует. Запечатлевает реальность в том виде, в каком он ее видит. Это как картина, которую… м-м-м… волшебный аппарат переносит на специальную бумагу в одно мгновение.
—
— У нас есть наука. Чем-то похоже на волшебство, только законы у нее другие. — Улыбнувшись, Кэйла продолжила: — Так вот потом надо было объяснить, почему то, что ты видишь перед собой — необыкновенное. Иногда объяснения были не нужны, например, как сейчас, когда мы заставали какой-нибудь особенно красивый закат. Или лес. Или горы. Но бывали такие мелочи… Вроде девочки, которая кормит бродячую кошку стянутой из дома колбасой. Или парень, который держит зонт над своей старенькой мамой, а сам идет и мокнет под дождем. Или что-то менее очевидное. То, мимо чего так легко пройти и не заметить. Вроде мальчика, который идет с букетом цветов — наверное, хочет подарить их своей маме. Или усталой продавщицы на рынке, которая отдает старенькой бабушке фрукты и не просит денег. Или красивой девушки в красивом платье, которая идет по улице рядом со спешащими куда-то хмурыми людьми и улыбается своим мыслям. Может быть, она влюблена. Может быть, дома ее ждет кто-то особенный… И это тоже волшебство. Просто… видят его не все.
Джеральд слушал как завороженный, а Кэйла не могла остановиться.
— Мама говорила, что природа сама по себе прекрасна. Куда ни повернись, всюду найдешь кусочек красоты, осколок радуги — так она это называла. Куда сложнее разглядеть прекрасное в людях. В шумном душном городе, среди толпы незнакомцев. И если научиться этому — видеть осколки радуги в человеческих сердцах, ты станешь счастливее. Люди, которые не могут различать этот свет… они слепы и несчастны.
— Ты скучаешь по ней, — тихо произнес Джеральд. То ли спрашивая, то ли утверждая.
Кэйла молчала, не зная, как объяснить все то, что чувствовала, потеряв ее. Всю боль, всю горечь и разочарование в высших силах, которые позволили этому случиться. Потому что, потеряв маму, она потерялась сама. Вот были они вдвоем — маленькая, но такая уютная вселенная. А потом мама ушла, и оглянувшись, Кэйла осознала: а вселенная-то пуста.
Иногда слова кажутся такими… искусственными. Поэтому она просто ответила:
— Очень.
Глава двадцать девятая. Очерненное Пламя
Наконец они прибыли в Айспе. Отвели лошадей в конюшню и прошлись по магическим лавочкам в поисках красной свечи. Город не уступал размерами Венге, но казался каким-то непривычным, неродным. Остроконечные крыши высоких и узких домов, купеческий квартал с его разряженными по странной моде жителями, мощеные разноцветной плиткой улицы… Айспе оказался ярким, но эта яркость резала глаз, заставляя морщиться и с тоской вспоминать такой сдержанный и уютный Венге.
Когда Кэйла покупала все необходимое для обряда, до ее ушей донесся странный разговор. С хозяином лавки беседовал парень, одетый в ярко-оранжевый кафтан с белоснежными штанами. Его голову венчал причудливый головной убор, напоминающий чалму.
— Да говорю тебе, ее полгорода мертвой видело! Не дышала она! А потом пришел этот, Посланник, коснулся ее, и она глаза открыла! Бедная, сейчас от нее шарахаются как от прокаженной. Хотя я б на ее месте радовался — второй, считай, шанс получила!
— Чушь все это! — категорично заявил лавочник. — Не могут мертвые оживать! Значит, не мертвая она была. — Окинув взглядом приобретения Кэйлы, он хмуро бросил: — Две серебряных.
Дороговато, но тратить драгоценное время на споры она не стала — им и так пришлось сделать крюк, чтобы оказаться в Айспе. Просто выложила две монеты и покинула лавку, заинтригованная словами горожанина.
Отдохнув в местной гостинице, они с Джеральдом вновь отправились в дорогу. Обогнав закат, оказались в Дорвуде, знакомом Кэйле с полусна-полувидения.
Она без труда отыскала дом, который видела в обличье лунной пантеры. Дверь открыла заплаканная женщина — мать спящей малышки. Кэйла не знала, как начать, как объяснить то, что увидела, поэтому сразу приступила к делу:
— Как ваша дочь? Лили… верно?
Незнакомка удивленно воззрилась на нее.
— Плохо, госпожа. Она спит и не может проснуться. Но откуда вы… Я прежде не видела вас в Дорвуде.
— Я — белая колдунья. Я знаю, что происходит, и хочу помочь.
Женщина ахнула, с трудом сдерживая слезы.
— Что же я вас держу на пороге! Я — Аннета, моя Лили вон там.
Кэйла уверенно прошла вслед за ней в комнату из видения. Здесь все осталось прежним. Все, кроме тени. И все же… Без обличья лунной пантеры Кэйла не видела ее, но ощущала разлитую по комнате чужеродную, отталкивающую энергию. Ощущал ее и Джеральд, судя по гримасе, исказившей привлекательное лицо.
Оказалось, что прошло уже три дня, как Лили погрузилась в беспробудный сон. Она казалась и мертвой, и живой одновременно. Аннет приходилось вливать воду ей в рот, каждый раз боясь, что малышка захлебнется. Лили таяла на глазах, и безутешная мать ничего не могла с этим поделать.
Опустившись на колени рядом с кроватью, Кэйла разложила вокруг себя необходимые атрибуты. Зажгла красную свечу, надела на шею охранный амулет. Она немного изменила описанный в дневнике обряд — ей не нужно было входить в сон, чтобы напитаться чужой силой. Ей нужно было выдернуть Лили из бесконечного сна.
Кэйла легла на кровать рядом с малышкой и попросила Джеральда связать их руки алой шелковой лентой, чтобы она сумела найти Лили в царстве снов. Держа в руках зажженную свечу, Кэйла шептала слова воззвания к Несущей Свет — чтобы магия богини сумела защитить их в чужом для нее мире сновидений.
Свеча догорала стремительно, воск падал на блюдце багровыми каплями, и кончик огня почернел. Очерненное Пламя, вспомнила она и вполголоса произнесла:
— Ну давай же, спенджагра, забери меня к себе.
Аннет испуганно вскрикнула. Свеча потухла, погружая комнату во мрак.
Один взмах ресниц — и Кэйла очутилась в бесконечно белом пространстве. Исчез дом Аннет, исчезла кровать. Только алая лента на руке осталась неизменной.
Она шла по нескончаемому белоснежному полотну, едва осознавая, где в этом странном пустом мире верх, а где низ. Наконец ее усилия были вознаграждены — вдалеке Кэйла увидела приземистое и неказистое здание с кусками сползающей от старости облицовкой. Выбора не было, и она вошла через приоткрытую дверь.