Чернее некуда
Шрифт:
— Это, — откликнулся Громобой, — совсем другой коленкор.
— Скажи, — спросил Аллейн, — у тебя есть какая-либо теория насчет того пистолетного выстрела?
— А! — мгновенно откликнулся Президент. — Пистолет! Так вы нашли оружие?
— Нет. Я назвал его пистолетом предположительно. Револьвер. Дробовик. Автоматическая винтовка. Все, что хочешь. С твоего разрешения мы поищем его.
Где?
— Ну… в парке. В озере, например.
— В озере?
Аллейн коротко изложил ему рассказ миссис Кокбурн-Монфор. Громобой, как выяснилось, достаточно хорошо знал Кокбурн-Монфоров и даже работал с Полковником в пору создания нгомбванской армии.
— Толковый был работник, — сказал Громобой, — но к несчастью начал попивать. А жена его попросту распустеха, как мы выражались когда-то.
— Она уверяет, что мужчина в уборной был черным.
Последовала долгая пауза.
— Если это так, я его найду, — наконец сказал Президент.
— Дома он определенно не покидал. За всеми выходами наблюдали очень внимательно.
Если Громобой и ощутил соблазн отпустить еще одно замечание по поводу методов мистера Гибсона, он его подавил.
— А вообще-то это правда? — спросил он. — Я о метком стрелке. Он действительно стрелял в меня и промахнулся? У вас есть доказательства?
— У нас вообще нет доказательств чего бы то ни было. Скажи, ты доверяешь, — абсолютно доверяешь своему копьеносцу.
— Абсолютно. Однако я допрошу его так, как если б не доверял.
— Ты не позволишь… мне очень неловко просить тебя — не позволишь мне поприсутствовать? На вашем собрании?
На миг ему померещилось, что Громобой намерен ответить отказом. Но нет, он взмахнул своей огромной лапой.
— Конечно. Конечно. Но только, Рори, дорогой, ты же не поймешь ни единого слова.
— Ты знаешь Сэма Уипплстоуна? Из МИДа, он недавно ушел в отставку.
— Я знаю онем. Разумеется. У него обширные связи в моей стране. Но до сегодняшнего вечера мы не встречались. Он был среди приглашенных. И сейчас где-то здесь ходит с твоим Гибсоном. Никак не пойму зачем.
— Это я попросил его прийти. Он свободно говорит на вашем языке и он мой близкий друг. Ты не разрешишь ему посидеть среди вас вместе со мной? Я буду очень благодарен.
На сей раз, подумал Аллейн, меня и вправду ожидает отповедь, — однако он снова ошибся, ибо после ничего хорошего не предвещавшего молчания Громобой сказал:
— Это не очень удобно. Люди, не занимающие официального положения, на расследования подобного рода не допускаются ни под каким видом. Да и разбирательства наши никогда не бывают публичными.
— Я даю тебе слово, что оно и на этот раз публичным не станет. Уипплстоун сама скромность, я готов за него поручиться.
— Готов?
— И готов, и ручаюсь.
— И прекрасно, — сказал Громобой. — Но только никаких Гибсонов.
— Договорились. И все же, почему ты так взъелся на бедного Гибсона?
— Почему? Сам не знаю. Может быть, потому, что он такой здоровенный.
Огромный Громобой поразмыслил с минуту.
— И такой бледный, — объявил он наконец. — Он очень бледный. Ну очень.
Аллейн сказал, что по его сведениям все обитатели дома уже собрались в бальной зале. Громобой ответил, что отправится прямиком туда.
Что-то в его повадке напомнило Аллейну театральную знаменитость, готовящуюся выйти на сцену.
— Как-то неловко получается, — задумчиво произнес Громобой. — В подобных случаях меня должен сопровождать мой посол и мой личный «млинзи» — телохранитель. Но поскольку один мертв, а другой, возможно, его убил, придется обойтись без них.
— Тяжелое положение.
— Так пошли?
И они пошли, миновав одного из людей Гибсона в ливрее «Костара». В холле их поджидал, терпеливо сидя в высоком кресле, мистер Уипплстоун. Громобой, явно решивший вести себя подобающим образом, обошелся с ним очень милостиво. Мистер Уипплстоун произнес несколько безупречно составленных соболезнований по поводу кончины посла, Громобой сообщил в ответ, что посол всегда тепло о нем отзывался и даже собирался пригласить его на чашку чая.
Гибсона нигде видно не было, однако еще один из его людей украдкой передал Аллейну сложенный листок бумаги. Пока мистер Уипплстоун и Громобой продолжали обмениваться любезностями, Аллейн заглянул в записку.
«Нашли револьвер, — значилось в ней. — Увидимся позже.»
IV
Бальную залу заперли. Тяжелые шторы скрыли высокие окна. Мерцали шандалы, сверкали цветы. Лишь легкие ароматы шампанского, сандарака и сигаретного дыма указывали, что недавно здесь был праздник.
Бальная зала обратилась в Нгомбвану.
Группа нгомбванцев ожидала на дальнем конце огромного салона, там, где в красном алькове красовался воинственный трофей.
Людей набралось больше, чем ожидал Аллейн: мужчины во фраках, по-видимому игравшие в посольском хозяйстве важную роль — кастелян, секретарь, помощники секретаря. Имелось также около дюжины мужчин в ливреях и столько же женщин в белых головных повязках и платьях, а на заднем плане виднелась горстка младших слуг в белых же куртках. Место, занимаемое каждым из присутствующих, явно определялось его положением в домашней иерархии. В глубине возвышения стояли, ожидая Президента, его адъютанты. А по сторонам от них замерли вооруженные гвардейцы в полном церемониальном облачении: алые мундиры, белые килты, девственно чистые гетры, мерцающее оружие.