Чернее некуда
Шрифт:
Фотографии были такие: судья в парике, выходящий из темных глубин комнаты, смежной с залом суда; толпа людей, по преимуществу черных, чего-то ждущих под ярким солнцем у Дворца правосудия; и открытый автомобиль с черным водителем и двумя пассажирами в тропических шлемах — в одном из них, худощавом и чинном мужчине лет сорока, без труда узнавался сам мистер Уипплстоун. «Направляемся в суд», — гласила подпись. Газетные фотографии оказались несколько содержательнее. Одна изображала молодого Громобоя в парике и мантии. «Мистер Бартоломью Опала, обвинитель». На
Газетные вырезки содержали отчет о процессе, изобилующий всеми эффектами туземной журналистики. Имелась также солидная передовая статья.
— Так это и есть тот самый Шеридан, который обитает под вами? — спросил Аллейн.
— Узнали?
— Да. Я думал, что этим вечером увидел его впервые, да и то мельком, однако оказывается это был не первый раз, а второй. Когда Громобой приезжал к Трой, этот господин сидел в пабе напротив моего дома.
— Не сомневаюсь, — сдержанно сказал мистер Уипплстоун, — что теперь вам придется видеться с ним почаще. Мне все это не нравится, Аллейн.
— Вы полагаете, что ятаю от наслаждения? — поинтересовался Аллейн, пробегая глазами газетные вырезки. «Клятвы мести». Марло они, что ли, начитались?
— Слышали бы вы его тогда! — сказал мистер Уипплстоун. — И все угрозы предназначались вашему Громобою.
Он склонился над альбомом.
— Думаю, я сюда лет десять не заглядывал, — пробормотал он. — Все это лежало у меня на старой квартире в сундуке под грудой других бумаг. Тем не менее, я должен был вспомнить его сразу.
— Полагаю, он изменился. Все-таки — двадцать лет!
— Внешне он изменился не так уж и сильно, а внутренне, думаю, не изменился совсем.
— Вы не знаете, что с ним стало, когда он вышел?
— Ни малейшего представления. Возможно, уехал в португальские колонии на востоке. Или в Южную Америку. Или сменил имя. И в конце концов раздобыл британский паспорт — уж не знаю каким способом.
— А что он поделывает в Сити?
— Занимается импортом кофе, наверное, — пренебрежительно фыркнул мистер Уипплстоун.
— Английский у него чистый?
— О да. Никакого акцента, если не считать таковым пришепетывания, вызванного, я полагаю, похмельем. Налить вам еще?
— Нет, Сэм, спасибо, больше не стоит. Я должен сохранить свои мозги в их нынешнем состоянии.
Он немного поколебался и продолжал:
— Есть одно обстоятельство, о котором вам, как мне кажется, следует знать. Оно касается Чаббов. Однако прежде чем я двинусь дальше, я хочу попросить вас, и попросить очень серьезно: постарайтесь не позволить тому, что я вам расскажу, как-то отразиться на вашем обычном обращении с Чаббами. Если давать какие-либо обещания вслепую вам не по душе, я просто закрою рот, ничуть на вас не обидясь.
Мистер Уипплстоун тихо спросил:
— То, что вы собираетесь рассказать, выставляет их в дурном свете?
— Непосредственно — нет, — медленно ответил Аллейн. — Я бы так не сказал.
— Меня обучали сдержанности.
— Я знаю.
— Можете на меня положиться.
— Я в этом и не сомневался, — произнес Аллейн и рассказал мистеру Уипплстоуну о девушке на фотографии.
Довольно долгое время после того, как Аллейн закончил свой рассказ, мистер Уипплстоун молчал. Потом он прошелся по комнате и сказал, обращаясь скорее к себе, чем Аллейну:
— Как это ужасно. Мне так их жаль. Бедные мои Чаббы.
И помолчав еще немного, добавил:
— Вы, разумеется, считаете это мотивом.
— Возможным. Не более того.
— Да. Спасибо, что рассказали. Моего отношения к ним это не изменит.
— Ну и прекрасно. Что ж, не буду больше отнимать у вас время. Уже почти полночь. Я только свяжусь с Фоксом.
Донесшийся из рации голос Фокса звучал громко, отчетливо и был исполнен терпения.
— Пока полный штиль, мистер Аллейн, — сказал он. — Новостей никаких, но по-моему, они собираются расходиться. В окошке на лестнице появился свет. Не отключайтесь.
— Ладно, — ответил Аллейн и сказал мистеру Уипплстоуну: — Вечеринка закончилась. Через минуту-другую Шеридан-Гомец и Чабб вернутся.
— Алло, — сказал Фокс.
— Да?
— Выходят. Кокбурн-Монфоры. Идут по другой стороне улицы. Не разговаривают. Чабб идет по моей стороне, торопится. Минутку. Мистер Аллейн, не отключайтесь.
— Хорошо, хорошо.
Аллейн слышал как приблизились и стали удаляться шаги.
— Прошел, — сказал Фокс. — Через минуту будет у вас. Показался мистер Шеридан, один. Идет по другой стороне улицы. К-М свернули за угол. Я поймал несколько фраз. Ее. Она говорила: «Какая я дура. Ведь знала же это с самого начала». А он, вроде бы, велел ей заткнуться. Все. Конец связи — нет, погодите. Погодите, мистер Аллейн.
— Что такое?
— Дверь Санскритов. Она слегка приоткрылась. Света не видно, но приоткрылась точно. Они следят за своими гостями.
— Оставайтесь на месте, Фокс. Вызовите меня, если появится что-то новое. Я буду у вас через несколько минут. Все, конец связи.
Минуты три Аллейн просидел у мистера Уипплстоуна, ожидая. Наконец послышались быстрые шаги Чабба, звякнул вставляемый в замочную скважину ключ.
— Хотите поговорить с ним? — прошептал мистер Уипплстоун.
Аллейн покачал головой. Зазвенела дверная цепочка. С минуту Чабб потоптался в прихожей, затем поднялся наверх.
Спустя еще минуту скрипнула калитка. Мистер Шеридан спустился по лестнице и вошел в квартиру.
— Явился, — сказал мистер Уипплстоун. — У меня такое ощущение, что в мой подвал подложили бомбу. Я не назвал бы его приятным.
— Я тоже. Если это вас хоть немного утешит, долго он там не пробудет.
— Вот как?
— Во всяком случае, надеюсь. Прежде чем уйти, я, пожалуй, свяжусь с Гибсоном. Нужно установить круглосуточное наблюдение за квартирой Шеридана-Гомеца.