Чернее некуда
Шрифт:
Когда и его впустили в дом, Аллейн сказал:
— Мы, кстати говоря, не знаем, может быть в их клубе есть и другие члены. Некая неизвестная нам величина.
— И что же?
— Да то, что придется ждать дальше. Очень, знаете ли, соблазнительно, братец Фокс, дать им разогреться немного, а затем явиться с официальным визитом, напугав их до полусмерти. Это могло бы избавить Громобоя от дальнейших покушений с их стороны, если, конечно, среди них нет фанатика, а Чабб мне таким не кажется.
— А что, попробуем?
— Увы, не попробуем. У нас нет ни на кого из них достаточных для ареста улик, а так мы потеряем все шансы их повязать. А жаль! Жаль!
— Так каков же ваш план?
— Ну, я думаю, мы посидим здесь, пока они не разойдутся, а после, невзирая на поздний час, все же заглянем к мистеру Шеридану. Кто-то идет, — сказал Аллейн.
— Ваша неизвестная величина?
— Я тоже хотел бы это знать.
На сей раз быстрые и легкие шаги доносились с другой стороны Мьюс. На углу Каприкорн-Плэйс стоял уличный фонарь. Новопришедший вошел в круг его света и, перейдя улицу, направился прямо к Аллейну с Фоксом.
Это был Сэмюель Уипплстоун.
III
«Так-так, — подумал Аллейн. — Это он вышел на вечернюю прогулку, но только непонятно, почему же он мне-то сказал, что будет обедать с сестрой?»
Фокс тихо сидел рядом. Оба ждали, когда мистер Уипплстоун повернет в темноте и продолжит свой путь.
Однако он остановился, вглядываясь в проезд. На миг Аллейна охватило неприятное ощущение, что они смотрят друг другу прямо в глаза, но тут мистер Уипплстоун, обогнув капот машины, тихо постучал в водительское окошко.
Аллейн опустил стекло.
— Можно мне к вам? — спросил мистер Уипплстоун. — По-моему, это важно.
— Садитесь. Но если кто-то появится, сидите тихо. И не хлопайте дверцей, ладно? Так в чем дело?
Мистер Уипплстоун, наклонясь вперед так, что его голова оказалась почти между голов слушателей, заговорил полушепотом, быстро и внятно.
— Я рано приехал домой, — сказал он. — У сестры, Эдит, разыгралась мигрень. Я приехал в такси и уже вошел в дом, когда услышал, как хлопнула дверь подвальной квартиры и кто-то начал подниматься по ступенькам. Должен сказать, я стал сверхчувствительным ко всему, что происходит у меня внизу. Я прошел в гостиную и, не зажигая света, смотрел, как Шеридан открывает калитку и озирается по сторонам. На нем был шляпа, однако на миг-другой фары одной из полудюжины застрявших на улочке машин осветили его лицо. Я видел его очень ясно. Очень, очень ясно. Он злобно щурился. По-моему, я говорил вам, что мне все время казалось, будто я его уже видел когда-то. Но к этому я скоро вернусь.
— Ну-ну, — сказал Аллейн.
— Я еще стоял у окна, когда из тени деревьев на Каприкорн-Сквер показалась вот эта машина, свернула на нашу улочку и остановилась в нескольких домах от меня. Я отметил про себя ее номер.
— О! — сказал Аллейн.
— Как раз в эту минуту Шеридан свернул на Мьюс. Водитель вышел из машины и… впрочем, что тут объяснять!
— Вы меня засекли.
— В общем… да. Если вам угодно прибегнуть к подобному выражению. Я увидел, как вы дошли до угла, потом вернулись к машине и выехали на Мьюс. Разумеется, я был заинтригован, однако, поверьте мне, Аллейн, я и мысли не имел вмешиваться или предаваться чему-то вроде э-э…
— Контр-шпионажа?
— Но дорогой мой! Ладно, пусть. Я отошел от окна и уже собирался зажечь свет, как вдруг услышал, что по лестнице спускается Чабб. Он пересек прихожую и остановился у двери гостиной. Всего на миг. Я не знал, включить ли мне свет и сказать что-нибудь вроде «Здравствуйте, Чабб, я дома» — или подождать и посмотреть, что он станет делать. Мне было как-то не по себе и я выбрал второе. Он вышел, запер дверь на два оборота и пошел в том же направлении, что и Шеридан. И вы. В сторону Мьюс.
Мистер Уипплстоун примолк, то ли ради драматического эффекта, то ли подыскивая точные слова — в темноте трудно было определить причину.
— Вот тогда-то я и вспомнил, — сказал он. — Словно монетка упала в автомат. Почему это случилось именно в ту минуту, сказать не могу, но монетка упала.
— Вы вспомнили?..
— Про Шеридана.
— Ага.
— Я вспомнил, где я его видел. Двадцать с чем-то лет назад. В Нгомбване.
Фокс с тихим шелестом выпустил из груди воздух, которого там, оказывается, скопилось порядочно.
— Продолжайте, — сказал Аллейн.
— Дело было в суде. В британском, разумеется, других там в то время не имелось. И Шеридан сидел на скамье подсудимых.
— Вот как!
— У него тогда было другое имя. Говорили, что он приехал с востока, из португальских колоний. Его звали Мануэлем Гомецом. Владелец больших кофейных плантаций. Он был признан виновным в непредумышленном убийстве — приковал одного из своих рабочих цепью к дереву, избил и оставил умирать от гангрены — отвратительная история.
Фокс пощелкал языком.
— Но и это не все, дорогой мой Аллейн, поскольку обвинителем на процессе был молодой нгомбванский прокурор, получивший, — насколько я знаю, первым из нгомбванцев, свой аттестат в Лондоне.
— Господи, Громобой!
— Именно так. Помнится, он с большим упорством доказывал, что убийство было умышленным и добивался смертной казни.
— К чему его приговорили?
— Точно не помню, но по-моему он получил около пятнадцати лет. Плантации его теперь, конечно, отошли новому правительству, но в то время поговаривали, что он успел припрятать целое состояние. В Португалии, я полагаю, а может быть и в Лондоне. В деталях я не уверен.
— Но в том, что это он, уверены?
— Абсолютно. И в нем, и в обвинителе. Я присутствовал на процессе, у меня сохранился дневник, который я вел в то время, да еще альбом со множеством газетных вырезок. Мы все сможем проверить. Однако я уверен. Когда его осветили фары, он злобно сощурился. И пару минут спустя, у меня словно картинка вспыхнула в мозгу.
— У актеров это называется «вторая реакция».
— Правда? — отсутствующе спросил мистер Уипплстоун и, помолчав, добавил: — Когда огласили приговор, он закатил такую сцену, я в жизни ничего подобного не видел. Впечатление осталось очень сильное.