Черное евангелие

Мацумото Сэйте

Видно, «пресс-конференция» только что началась. Фудзисава сидел у стены напротив репортеров. Его лысый лоб отражал свет лампы. Лицо было спокойным и даже каким-то беззаботным.

— Но позвольте, Фудзи-сан, быть этого не может, как это вы ничего не знаете? — загудел басом репортер из «Прибоя», сидевший впереди.

— Уверяю вас, что я ничего не знаю. Ничего! — спокойно отвечал Фудзисава, дымя сигаретой.

— Но ведь по телевизору передавали! Это же официальное сообщение. Уж если для всех показывали, то вы-то должны знать.

— Очень сожалею, но у меня нет телевизора, и что там передавали — не знаю.

—

Но это же возмутительно! Скажите хоть что-нибудь! Против этого священника есть веские улики?

— Да поверьте же, что я не знаю, веские они или не веские…

— Хитрите, Фудзи-сан. Ведь это лично вы расставили ему западню — кроме вас, ведь некому! — а теперь увиливаете.

— Лестью меня не возьмешь. Говорю, мне ничего не известно. Спрашивайте у начальства.

— Аояма и Ниита прячутся.

— Вот как? Но я за их действия не отвечаю.

— Отдел виз и регистраций не мог по собственной инициативе передать на телевидение такое сообщение! Ясно, что это сделано по просьбе департамента полиции. А вы виляете!

— Можете говорить что угодно, но мне ничего не известно. И вообще не пора ли вам, господа, по домам? Ведь и мне отдохнуть надо.

На следующий день в департаменте полиции началось настоящее столпотворение.

Репортеры толпой ввалились в кабинет начальника управления уголовного розыска. Неслыханное дело — с прессой совсем не считаются! Все думали, что расследование зашло в тупик. Сам начальник первого отдела в своих интервью для печати в свое время подтверждал это. И вдруг, нате вам! По подозрению в убийстве стюардессы собираются арестовать священника церкви святого Гильома! И об этом даже передали по телевидению. Ну как тут не возмущаться?! Единственным утешением было то, что в глупом положении оказались все газеты.

В кабинете Аояма присутствовал и Ниита.

Репортеры сразу взяли резкий тон.

Однако Аояма спокойно заявил:

— Господа, мы пока что не можем сказать ничего. определенного.

— Как так ничего? Никто, кроме вас, не мог бы дать такого распоряжения отделу виз и регистраций.

Разумеется, в ходе расследования дел, да еще об убийстве, бывает много моментов, не подлежащих оглашению. Об этом репортеры прекрасно знали. Но когда от них вот так, как сейчас, полностью все скрыли, это уже переходило всякие границы. Никогда еще с прессой не поступали так бесцеремонно.

— Тут, видимо, произошло недоразумение, — объяснял Аояма возмущенным репортерам. — Действительно, мы просили отдел виз и регистраций взять на заметку упомянутое лицо. Однако это вовсе не означает, что мы подозреваем его в убийстве. Телевизионная компания в данном случае по своему почину передала в эфир внутреннее распоряжение для работников отдела и истолковала распоряжение по-своему. Этим все, в том числе и вы, господа, были введены в заблуждение. Мы здесь ни при чем.

— Но позвольте, разве вы стали бы просить отдел виз и регистраций не выпускать человека за границу, если он не подозревается в каком-либо преступлении? — продолжали настаивать репортеры.

— Это ошибка отдела, это они решили, что мы его в чем-то подозреваем. Полиция не собиралась арестовывать этого человека. Нам просто надо было кое о чем расспросить священника как свидетеля по делу об убийстве стюардессы. Поэтому, естественно, его внезапный отъезд за границу затруднил бы следствие. Вот почему мы распорядились, на всякий случай…

—

Вы говорите: свидетель? Но свидетели бывают разные, важные и второстепенные. К каким свидетелям относится священник Торбэк?

— Убитая бывала в церкви святого Гильома. Она также работала воспитательницей в их детском приюте. Об этом, господа, вам известно. Полиция хотела снять допрос со священника Торбэка, который, по-видимому, хорошо знал убитую. Но это не означает, что полиция подозревает в убийстве самого священника. Нас интересовала личная жизнь убитой. Это помогло бы расследованию.

— А священник Торбэк был допрошен?

— Нет, мы еще не успели это сделать.

— Почему?

— Необходимость получить свидетельские показания у этого священника возникла лишь в самые последние дни.

— Можно ли считать, что розыски пошли по новому пути?

— Пожалуй…

— Что же в этом деле нового?

— Пока я не могу этого сказать.

— Но можно считать, что дело сдвинулось с мертвой точки?

— Мы начали тщательное расследование этого преступления сразу же после того, как оно было совершено. Вы, господа, видимо, решили, что наши усилия ни к чему не привели. Однако наши оперативные органы вели все время розыск, и только сейчас мы можем прийти к каким-то выводам. Поэтому ни о какой мертвой точке не может быть и речи. Просто иногда развязка наступает быстро и эффективно, а иногда, как в данном случае, расследование идет медленно. Но, поверьте, мы прилагаем все усилия, чтобы распутать это дело.

— Следовательно, этот священник понадобился вам как свидетель только сейчас, когда вы установили новые факты?

— Это очень деликатный вопрос, и я не могу на него ответить.

— Значит, священник Торбэк не является подследственным лицом, а просто свидетелем?

— Да, именно так. Отдел виз и регистраций, не имея точных сведений, поступил очень опрометчиво, поэтому и получился такой казус.

В то время как Аояма отбивал атаки журналистов, Сано вместе с Ямагути уже мчались в церковь святого Гильома. Сано сообразил, что сообщение Аояма будет официозным, и решил не терять времени даром.

Сано один раз уже виделся со старшим священником церкви святого Гильома и уже считал себя его хорошим знакомым.

Когда они подъезжали к церкви, Ямагути толкнул Сано под локоть.

— Смотри, Фудзи-сан здесь.

— Что-о?!

Сано обернулся в ту сторону, куда указал Ямагути, но успел лишь заметить, что кто-то быстро скрыл-ся за углом церковной ограды. Однако он успел разглядеть знакомую фигуру сыщика.

— Вот гусь! — усмехнулся Сано. — Увидел машину с флажком газеты и спрятался.

— Теперь ясно, что главный узел тут! — решительно заявил Ямагути. — Если уж Фудзи шныряет поблизости, значит все нити дела сходятся сюда. Вчера он прикидывался невинной овечкой, а сейчас собственной персоной сидит тут в засаде.

Репортеры прошли за ограду и попросили встретившего их японца доложить о себе старшему священнику. Их сразу провели в приемную. Против ожидания все получилось очень просто.

Отец Билье вышел к ним с приветливой улыбкой.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал он по-японски и сам уселся за стол напротив репортеров. Одет он был в черную поношенную сутану. — Чем могу служить? — обратился он к репортерам. Такая деловитость, свойственная иностранцам, была как нельзя более кстати.