Черное озеро

Разумовская К.

– Как ты? – подает голос Стивер, прячась от ветра за чахлой яблоней. Совсем побелевший, он кутается в плащ, то и дело перекладывая колчан из руки в руку.

– Ну, ещё не съехала с катушек. – пожимает плечами Инесса, поджигая табак, завернутый в тонкую трубочку из бумаги. Я бы с роду не догадался, что она собралась курить, если бы не запах дыма. Заметив мой интерес, Инесса достаёт из кармана маленькую коробочку и протягивает мне. Под ноги приземляется оранжевая баночка.

– Взяла с собой сигареты, хотела казаться школьницей за гаражами. Кто

ж знал, что снова начну курить?

Опять странный говор. Может, она действительно путешественница во времени?

Инесса поднимается, берёт с земли рыжий предмет и, крутит его в руках. На кончике странной трубки пляшет маленький огонек. Инесса поджигает табак и протягивает бумажку мне. Горький вкус дыма растекается по языку. Не совсем трубка, но тоже неплохо.

– Чувствуешь что-то?

Стивер переступает с ноги на ногу. Перья со стрел утыкаются в его подбородок.

Прижимал бы так к себе женщин, как колчан, толку было бы больше.

Инесса задумчиво окидывает взглядом опавшие яблони, подмерзший чернозём и конюшни. Они новые. Даже древесина не потемнела.

Не уж то разбой менее прибылен, чем торговля шкурами и мясом? Пора бы мне переосмыслить работу с Разумовским.

– Хочу шаурму, обтереться кофейным скрабом в своей проржавевшей ванной, пить дешевое вино из пластикового стаканчика и курить шоколадные сигареты на балконе.

Я ничего не понял, как, впрочем, и почти всегда. Стивер хмурится. Кажется, ему тоже ничего не ясно.

– Никогда не думала, что буду скучать по своей никчемной жизни. – подытоживает Инесса совсем уж тихо и печально. – Я бежала от неё как от огня, а когда оказалась здесь, то поняла, что, по-своему, там я была счастлива.

– Не была, раз бежала. – Разумовский возникает из ниоткуда. Прохаживается мимо яблонь, пинает изломанную корзину и прячет руки в карманах угольно черного пальто.

– Лучшее – враг хорошему. Вот я и набегалась.

Инесса тушит бумажную трубочку ботинком. Повторяю за ней. Стивер задумчиво чешет затылок и роняет стрелы под ноги. Амур кривится, замечая лук на плече Ландау. Видимо, дает знать плечо, пробитое болтом.

– У тебя есть потенциал, а ты цепляешься за прошлое, которое ненавидела просто потому, что страшишься перемен. Это ли не слабость?

Инесса пожимает плечами. Кажется, её дух бунтарства потерпел поражение. Помнится, в первую пару-тройку дней она была готова кожу на себе живьем содрать лишь бы доказать, что права.

– А ты цепляешься за свои коварные планы в надежде изменить будущее, которое никому из нас не светит. Мы – преступники и всех нас ждёт один конец – в овраге.

Амур усмехается и шрамы на его лице жутко топорщатся. Разумовский надевает тонкие кожаные перчатки и скрещивает руки на груди.

– Я не хочу изменить будущее. Я желаю отомстить за прошлое.

Инесса достаёт вторую трубочку с табаком и поджигает её. Руки воровки дрожат, когда она убирает свои странные вещицы в карман.

– В этом и разница – ты пытаешься ткнуть все носом в дерьмо за их ошибки, а я готова мириться с ними, лишь бы хоть на минуту ощутить всё то, что я потеряла по собственной дурости.

– Всё это очень интересно, но нельзя выбрать что-то среднее? – вклиниваюсь я.

Надоели их рассуждения, поделенные на черное и белое. Обязательно кто-то должен быть неправ. В чём смысл спорить, да и тем более столь вяло и уныло, если можно совместить и каждый в равной степени будет и доволен, и недоволен?

– А Катунь прав. – поддерживает меня Стивер, согнувшись в три погибели. Ландау прячет стрелы обратно в колчан. Амур сипло смеется и закатывает глаза. – Можно нагадить кому-то и отпустить. – добавляет Ландау, чем вызывает улыбку Инессы. Воровка и Разумовский переглядываются.

Всё это выглядит как очередное шаткое примирение, но мне становится легче.

Трудно идти войной на врагов, превосходящих силой и количеством, когда мы даже между собой договориться не способны. Если бы ещё Амур, Идэр, Мален и княжна Романова нашли общий язык, то мы стали бы непобедимы.

Друг качает головой, забирает табак у Инессы и давит его ботинком. Стивер, трясущийся от холода, стучит зубами.

– Если мне и суждено умереть в канаве, так тому и быть. Но я не остановлюсь, пока всё, что я делаю, не разрушит жизни тех, кто перешел мне дорогу.

Стивер поднимает глаза и, кажется, возносит молитвы. Видимо, вера так же заразна, как и безумство. Хотя, Инесса же не заразилась. Пока что.

– Долго же тебе придётся жить. Тебя же все ненавидят. – подтрунивает Инесса, толкая Стивера локтем. Тот не шевелится, не сводя глаз с серого, затянутого тучами, как покрывалом, неба.

– В таком случае, придётся и тебе не лезть ко мне со своей моралью, чтобы протянуть подольше и увидеть мой триумф.

Перезаряжаю штуцер. Инесса вздрагивает.

– Всё это очень интересно, но скоро пойдёт дождь. – бубнит под нос Стивер, хмурясь.

Не молился. Уже радует.

Амур разворачивается и бредёт мимо яблонь, увлекая нас за собой.

Пусть наши намерения и не благие, но я надеюсь, что эта дорога приведёт нас к чему-то хорошему.

***

Замшелые деревья склоняются и растут совсем близко. Безжизненное серое небо проглядывает сквозь кроны, наблюдая за каждым нашим шагом.

– И куда мы идём?

– К ведьме. – Амур придерживает ветку ели. Инесса переступает корни и следует за ним по пятам. Разумовский отпускает ветвь, и она с хлестким звуком ударяется о лицо мальчишки Ландау. Стивер сдавленно вскрикивает. Вороны с верхушек деревьев взмывают в небо, каркая. Смеются над неудачником вместе со мной.

– И зачем?

– Потому что мне нужна уверенность в том, что я не веду бестолковую войну.

Амуру никогда не была свойственна осторожность, но, видимо, Лощина действительно сделала из Разумовского другого человека. А вот хуже ли новая версия предыдущей – только предстоит узнать.