Черное озеро
Шрифт:
Две фигуры стоят по разные стороны комнаты. Княжна, раскрасневшаяся от злости, вскинула подбородок. Мален, держась за голову, стоит поодаль, спиной к двери.
– Мне жаль.
– Мне плевать. – кратко отвечает девчонка, усаживаясь в старое кресло. Княжна держится уверенно, чего не скажешь о ее собеседнике. Мален растерян и его голос сквозит отчаянием.
– Княжна, давайте обсудим это.
– Хочешь послушать как они насиловали меня в тесной камере?
– Нет!
– А я расскажу, Распутин. Хотя, уверена, ты слышал. – деловито произносит княжна, будто
– Не надо. – его голос надламывается. Княжна Романова окидывает его брезгливым взглядом, что заставляет парня отступить.
– Они хотели заставить меня кричать от боли, чтобы ты слышал, как мне было плохо.
Каждое её словно – словно яд, разрушающий надежды Распутина. Он крепко сжимает кулаки и кусает губы до крови.
– Княжна…
– Я молчала. Ждала, когда все закончится, из раза в раз проклиная тот день, когда мы встретились. – она говорит холодно, хоть голос и едва заметно дрожит. Романова раскладывает длинные тонкие руки на рваных подлокотниках. Сейчас она никак не походит на сломленную девочку из своих рассказов. Она – властная и злая, совсем не по-детски обижена.
– Нева, пожалуйста…
– Я хотела умереть, но знаешь, что заставляло меня жить дальше? Твои жалкие потуги поговорить. Твои лживые рассказы о спасении, что вот-вот придет.
– Хватит, пожалуйста.
– Я представляла тебя во время того, как они зажимали меня в углу. Заставляла себя думать, что это был ты. Из раза в раз.
– Что?
Романова выглядит властной. Словно прекрасная холодная белая статуя иноземных творцов. Как её отец.
– Я презираю тебя, Мален Распутин. За то, что ты сделал и за то, что ты позволил со мной делать.
Мален пулей выскакивает за дверь, сшибая меня с ног. Он рвется вперед, будто меня здесь не было. Не заметил. Поднимаюсь и бреду за ним.
Он не заслуживает такого обращения.
Нагнав Малена за пару шагов, хватаю его за рукав рубахи. Он поворачивается лицом. Серые глаза будто остекленели. Руки болтаются вдоль тела.
– Я не могу так жить. Больше не могу. – едва слышно говорит он. Внутри все холодеет от его слов.
Мален, которого я знаю никогда бы даже близко не подпустил к себе столь жуткие мысли.
Толкаю его в каморку, найденную мной утром. Дверь в самом конце коридора жалобно скрипит, и Мален проваливается в темное помещение, устланное пылью. Он тяжело дышит и в панике осматривается по сторонам. Ничего, кроме ведер с половыми тряпками. Поспешно захожу вслед за ним и закрываю дверь за спиной.
– Даже не смей так думать. – шепчу, чтобы никто не слышал. Я чувствую, как тяжело вздымается его грудь под моими ладонями. Мален шумно дышит мне в лицо. От него пахнет мылом и костром.
– Я ненавижу себя за то, что произошло. Она никогда меня не простит.
Я чувствую, как горит лицо.
Мы так похожи. Оба никогда не заслужим прощения.
Я прижимаюсь
Он мне нужен так же, как и я ему. Отвергнутые и одинокие. Мы просто скрашиваем очередной убогий вечер из наших неудавшихся жизней друг другом.
Глава 5. У всего плохого, что произошло в моей жизни – его лицо. Инесса.
Первая дочь. Первая внучка. Последняя с конца списка интересов моей семьи. Игрушка, успехами которой хвастаются перед дальними родственниками и неудачница, презираемая за любое неповиновение. Первая, кого хотят обсудить и последняя, кого слушают.
Не всегда было так. Изменения происходили постепенно. Или я не права и те жалкие крупицы хороших детских воспоминаний тоже были обманом.
Я не жалею ни о чём, что сделала. Мне разбивает сердце то, что они не пошевелили и пальцем, когда моя жизнь развалилась на куски.
Может, она уже была затухающими руинами?
Фасад треснул. Я исчезла, растворившись в сотнях звонков и лживом обещании о желании наладить общение. Я гордилась семьей, которой давно уже не было и зациклилась на самоуничижительном юморе, когда брак родителей пошел под откос. Я постоянно задавалась одним и тем же вопросом.
Что со мной не так?
Что со мной не так?
Что со мной не так?
Я совру, если скажу, что это было легко. Я злилась. На идеальных их и на не такую себя.
Время не лечит. Всё это вранье. Или против меня сыграл юношеский максимализм.
Мама могла бы выйти замуж за другого мужчину. Она бы не плакала все вечера на пролёт и не вздрагивала из-за стука в дверь и навязчивых телефонных звонков. Она могла бы быть счастлива, если бы не я.
Иногда, ночами, я спрашивала себя – зачем я это делаю? Может, причина действительно ничтожна? Я поторопилась с выводами?
А потом я брала в руки лист бумаги и пыталась выудить из памяти все надуманные претензии.
Образы вспыхивали на листах, и я тушила их слезами.
Единственное, о чем я жалею – я не была достаточно сильна духом, чтобы прекратить всё раньше.
***