Черное солнце Афганистана
Шрифт:
Винтокрылая машина тут же оторвалась от земли и стала, быстро набирая высоту, уходить в сторону от опасного горного района.
— Лейтенант, помощь нужна? — участливо спросил бортовой механик. — Может какое ранение есть?
Александр отрицательно замахал головой и выдохнул только одно слово:
— Пить!..
Ботовой механик, отвинтив колпачок, поднес к пересохшим губам Беляка фляжку. Александр с жадностью сделал несколько торопливых глотков. Какая же она была вкусная эта простая теплая вода!
—
— Скоко хошь, лейтенант!
— Спасибо.
Напившись, вернул почти пустую баклажку, умостился поудобнее. Равномерно гудящие двигатели и знакомая легкая вибрация успокаивали и наводили дремоту. Усталость и пережитые волнения навалились мягкой тяжестью, и Александр даже не заметил, как глаза закрылись сами собой, и он сразу же оказался далеко-далеко отсюда, в родных краях, в Ломовке — большой деревне, которая приютилась в восточных предгорьях древнего Уральского хребта, издавна ставшего природной границей, отделяющей Европу от Азии.
И летит он, Санька Беляк, не пассажиром на боевом вертолете, а, как много лет тому назад, отчаянным парнишкой на спор, на санках с железными полозьями стремительно катится, поднимая снежную пыль, с высокой крутой горы в сизую неизвестность будущего…
Глава четвертая
1
Они толпились на взгорке. Мальчишки и девчонки, друзья-товарищи Саньки Беляка, радостно-возбужденные и нерешительные. Каждому хотелось лихо прокатиться на санках вниз, но никто первым не отваживался на отчаянный шаг. Слегка заснеженная обледенелая дорога круто уходила вниз и неизвестно чем может закончиться стремительный спуск.
— А что пацаны, слабо? — задорно спросила Любка Рогушкина.
Ее синяя вязаная шапочка с белыми полосками, из-под которой выбивались светлые кудри, была в один тон с пронзительной синевы озорными глазами.
— Слабо? — повторила она.
— А тебе самой не слабо? — отозвался Колян Портнов, нахлобучивший почти на самые глаза шапку-ушанку из кроличьего меха.
— Может и слабо! Но я ж девчонка, а не пацан.
— У нас в Советском Союзе уже давно полное равноправие между мужчинами и женщинами, — произнес Юрка Баукин, потирая варежкой щеку. — И нет никакой разницы между ними.
— Нету никакой разницы? — подала голос Нинка Вакшинова, хитро сверкая цыганскими черными глазами. — Так-таки никакой?
— По законам одно равноправие, — Колян Портнов поддержал дружка.
— А ты, Санек, тоже так считаешь? — спросила Любка, обращаясь к Беляку.
— Если по закону? То никакой, — ответил Санька.
Он подспудно чувствовал, что девчонка готовит какой-то подвох. От нее все можно ожидать. Она всегда что-нибудь да вытворит, подковырнет.
— Ну, если так, то завтра начнем меняться, — сказала Любка, сдерживая
— А на что меняться? — живо поинтересовался Юрка.
— На одежку! — сказала Любка.
— Как на одежку? — удивленно спросил Санька.
— Очень просто. Мы, девчонки, приносим вам наши юбки, вы нам — штаны.
— Зачем нам ваши юбки? — спросил Беляк.
— Как это зачем? — весело улыбалась Любка. — Для утверждения полного равноправия! Вы отдаете нам штаны, а мы вам юбки.
— Во будет здорово! — засмеялась Нинка Вакшинова.
— Посмотрим, как пацаны будут ходить в юбках! — хохотала Любка. — Во класс!
Мальчишки тоже рассмеялись. Каждый мысленно представлял себя и товарища в женском наряде, а девчонок — в штанах. Потеха! Никто из них не мог даже представить, что не пройдет и двадцати лет, как брюки станут стремительно входить в женскую моду, становясь и модным нарядом и повседневной одеждой.
— Санек в юбке, чинарь-чинарем! — хохотала Любка.
— Да иди ты! — Беляк нахмурился.
— Значить слабо надеть юбку?
— Отколись!
— Юбку надеть слабо, — съязвила Любка, — а скатиться первому?
— Запросто! — ответил Беляк, понимая, что уже попался ей на крючок.
— А я говорю, что слабо!
— Нет не слабо!
Мальчишки и девчонки притихли, заинтересованно наблюдая за ними.
— А я говорю, что слабо! — подзадоривала Любка.
— Нет, не слабо!
— Спорим?
— Спорим! — Беляк не привык отступать.
— На что спорим?
— На бутылку красного!
«Красное» — это дешевый портвейн, который, если выпадала возможность, приобретали вскладчину и угощали друг друга, отпивая из горлышка «по глотку».
— Идет!
— Санек, не шебушись, — предостерег Портнов. — Шею тут запросто сломаешь!
— Не сломаю! — отмахнулся Беляк.
Его уже никто и ничто не могло удержать. Приняв решение, он не привык отступать. Такой уж у него сложился характер. Раз сказал, то обязательно сделает! Расшибется в лепешку, а выполнит. Не задумываясь о последствиях. За это ему часто доставалось, но именно за это его уважали сверстники.
— Поехали! Как Гагарин в космос!
То было не скольжение на санках, а стремительный полет. Захватывало дух, замирало сердце. В лицо бил встречный поток воздуха, насыщенный мелкими снежинками, и они, словно твердые песчинки, остро и больно секли щеки, подбородок, хлестали по глазам. Санька Беляк летел в неизвестность, надеясь на свою спасительную везучесть.
Перед самым концом крутого спуска левый полоз наскочил на оголенный камень, резко затормозил ход, отчего санки совершили крутой разворот, сбросив седока, словно норовистый конь. Дальше они уже двигались по отдельности. Санки — сами по себе, а Санька Беляк катился кубарем, набивая на теле шишки и синяки.